Таким образом, от «фоновых» настроений
мы отличаем эстетические расположения, специфика которых такова, что в них сами чувства, сами вещи, входящие в расположение «занимают» человека силой своей Другости, особенности[49]. Следовательно, эстетические расположения отличаются от прочих расположений как особенные, полные особенных чувств, как расположения, маркированные своей условной или безусловной другостью и отделенные для нас от обычных, повседневных настроений Присутствия. В этом смысле все эстетические расположения (не только ужас) можно назвать отличительными расположениями постольку, поскольку в них центром внимания становится само чувство, в котором (и которым) кажет себя Другое в том или ином своем модусе. Причем одни эстетические расположения даны нам как относительно особенные, а другие как абсолютно особенные, что делает оправданным их деление на условные и безусловные расположения. Эстетические расположения включают в себя все «основорасположения» (у Хайдеггера описано только два таких расположения — ужас и тоска), то есть все безусловные расположения и те из «простых» расположений, которые несут на себе печать «особости», Другости.Эстетические расположения — это расположения, через фактичность которых просвечивает Другое, благодаря чему простая наличность
вещей и ощущений преобразуется в эстетическую данность с самопроизвольными эффектами отталкивании-от сущего («отшатывания») или влечении-к сущему («притяжения»). Эстетические расположения — это расположения, сочетающие чисто эстетическую (=онтологическую) заинтересованность в них человека как Присутствия (включенного в расположение Другого) с незаинтересованностью в чем-либо помимо чувственной данности Другого.Глава 3. "Эстетика утверждения" и "эстетика отвержения"
3.1. Утверждающие и отвергающие модусы чувственной данности Другого
Мы различили эстетику безусловно Другого и эстетику условно Другого, отделив эстетику Бытия от эстетики сущего. Но этого различения явно недостаточно для того, чтобы задать координаты для феноменологического описания эстетического опыта во всей его полноте и многообразии. Эстетический опыт Другого шире, чем опыт Бытия сущего: все дело в том, что Другое как эстетическую данность следует понимать не только как Бытие, но также и как Небытие. Человек – как существо конечное и одновременно бесконечное (мета–физическое, "духовное") – всегда уже причастен Другому; он метафизически открыт и для абсолютного бытия
, и для абсолютного небытия. Если попытаться мыслить первое начало, исток чего–либо существующего как существующего (а не как "такого–то–вот" существа), то мы достигнем предела в положительном Ничто (в Бытии сущего), если же мыслить "нижний" предел существования, "нижнюю" границу сущего как такового, то мы натолкнемся на отрицательное Ничто (Не–бытие сущего)[50]. Но две эти предельные онтологические возможности сущего (возможность Бытия и Небытия) мы обнаруживаем не только в качестве границ нашего мышления и бытия в мире, но и в качестве пределов нашего эстетического опыта как опыта Другого. Абсолютное бытие (положительное Ничто) и абсолютное небытие (отрицательное Ничто) суть метафизические пределы эстетического опыта, возможности как таковые, это две основные формы эстетической данности Другого человеку как представителю всего "сущего" (тому, кто способен "все" представить).