В этих наблюдениях и обобщениях Лукача есть немало меткого и верного, на что обратил внимание Н. А. Хренов в своем докладе на IV-й Овсянниковской международной эстетической конференции: «Соотнося религиозную потребность, в том числе, и в её современных формах с трансцендентным, Лукач констатирует связь трансцендентности с абстрактными формами выражения в авангардном искусстве, вернее, трансцендентный смысл авангардизма». Процитировав Лукача, Н. А. Хренов так поясняет смысл его суждений: «Это искусство все же не смиряется с исчезновением религиозной потребности и уже в новых, нетрадиционных формах стремится её возродить, что и проявляется в ретроспекциях в архаику и в попытках вернуться к корням европейского искусства…» И в заключение всех своих размышлений на эту тему докладчик с сожалением заметил: «Это глубочайшее философское прочтение смысла абстрактного и вообще авангардного искусства Лукачем, как эстетиком-марксистом, все еще русскими искусствоведами не освоено»[142]
.В самом начале нашей статьи упоминалось, что русское издание «Своеобразия эстетического» было издано с грифом «для научных библиотек». Что же подвигло к этому издательство, напрягло бдительную советскую цензуру середины 80-х годов прошлого века? Вряд ли – основное содержание труда Лукача. В нем ведь излагались теоретические основы марксистской эстетики, следовательно, повода для сужения читательского круга по идеологическим причинам не было. Правда, безупречной репутацией ортодоксального марксиста Лукач не обладал, догматики и в СССР, и в Венгрии не раз обвиняли его в ревизионизме.
И все же было в книге нечто такое, что могло вызвать опасные для властей кривотолки у тогдашних читателей. Излагая общие принципы марксистского понимания искусства, его происхождения и социальных функций, Лукач посчитал невозможным обойти молчанием многочисленные искажения этих принципов в недавнем советском социалистическом прошлом и постарался вскрыть, объяснить их причины. С этой целью на заключительных страницах своей книги он дал краткую характеристику сталинского периода советской истории, а также оценку личности самого Сталина. С тех пор прошло более 50-ти лет. И даже сейчас суждения Лукача, высказанные им по горячим следам знаменательных исторических событий, впечатляют своей трезвой критичностью, взвешенностью, исторической проницательностью. Нынешний читатель прочтет их, полагаю, также с пользой для себя.
В целом, предпринятый Дьердем Лукачем опыт систематического изложения марксистской эстетики явился его весомым вкладом в развитие европейской и мировой эстетической мысли XX века.
О встречах с Д. Лукачем. (Из воспоминаний Мих. Лифшица) //Философские науки, 1988, № 12.
«Медальоны»[143]
: Ф. Ницше, Д. Лукач, Я. Мукаржовский, Р. Гвардини