По какова, по Канту, функция эстетической деятельности, каковы причины ее возникновения? Это весьма важные вопросы, ибо ответ, данный на них Кантом, оставил заметный след в дальнейшем развитии мировой эстетической мысли.
Как известно, Кант не признавал никаких внешних целей эстетической деятельности человека и в то же время считал ее для всех необходимой. В этом — наиболее оригинальная черта эстетики немецкого мыслителя. «Целесообразность без цели»— этот смелый парадоксальный ответ на один из кардинальных вопросов эстетики на долгое время стал центральным вопросом многих последующих и современных зарубежных эстетических теорий. Но проследим ход рассуждений Канта при обосновании этого положения.
Поскольку эстетическое удовольствие, по Канту, свободно от всяких внешних интересов и не является сопутствующим компонентом познания или практических интересов, то единственной его целью может быть лишь оно само, «а именно [стремление]
Такое состояние эстетического созерцания возможно, по Канту, лишь при суждении о форме предметов, а в искусстве — при восприятии рисунка (в живописи) или при суждении о композиции (в музыке). Оно обусловлено природой способностей, участвующих в суждении вкуса, и находится в прямой зависимости от цели и механизма эстетической деятельности. Эстетическая деятельность, согласно Канту, это деятельность способностей познания без конкретной цели познания. Кант называет ее «закономерностью без закона», когда воображение свободно, ибо не подчиняется представлению предмета, а, наоборот, стимулируется им, и в то же время «само собой закономерно», ибо действует не в ущерб нормам рассудка, а в соответствии с ними. Рассудок же в ответ на это приходит в состояние свободной закономерности, пли, что одно и то же, в состояние целесообразности без цели, вернее, без внешней пели, так как именно его свободное, согласно своей структуре, функционирование возбуждает чувство удовольствия, которое, по Канту, и составляет истинную, внутреннюю цель эстетической деятельности.
Парадоксальность эстетической деятельности, по Канту, состоит в том, что она пользуется познавательными способностями, но меняет их характеристики почти на обратные: продуктивное воображение здесь становится закономерным, так как оно согласуется с рассудком, дающим законы, а рассудок — свободным, так как он не ограничен каким-либо определенным понятием. Это происходит, по Канту, потому, что и в эстетической и в познавательной деятельности участвуют одни и те же способности, хотя и с различной целью. Если в познании целью является предмет и его свойства, то в эстетической деятельности — субъект и его чувства.
Резкое противопоставление Кантом объекта и субъекта, приведшее к абсолютному лишению эстетического восприятия познавательной функции, во многом обусловлено его пониманием природы способностей познания, с одной стороны, и стремлением выделить функции эстетической деятельности в чистом виде — с другой. Понимание категорий как бессодержательных форм рассудка — этого одного из компонентов механизма эстетического восприятия — обусловило понимание эстетического восприятия как гармонической игры способностей познания, изолированной от познавательных и прагматических функций. Но при этом не следует забывать, что бесцельное или чистое функционирование познавательных способностей происходит лишь при эстетическом созерцании природы, пели которой человеку неизвестны и лишь могут приписываться ей для удобства познания. Поэтому «формализм» Канта при нахождении критериев оценки предметов природы (предметов, цель которых неизвестна) не лишен реального основания. В самом деле, если мы воспринимаем явления природы эстетически, а не с познавательной или утилитарной целью, то что кроме формы — Фигур и цвета этих явлений нас может привлечь? Что же касается восприятия человеком продуктов культурной, т. е. целесообразной, деятельности людей, то они оцениваются, согласно Канту, не только с точки зрения воздействия их на субъект своей формой, но в первую очередь с точки зрения их практического назначения или совершенства.
Но каким образом возможно как бы взаимопроникновение воображения и рассудка при эстетической деятельности?
И почему их гармония является непременным условием возбуждения чувства удовольствия?