Читаем Эстетика однополой любви в древней Греции полностью

(№ 2169). «(3, 6) Что касается упреков в безнравственности, которые Марку Целию бросали в лицо его обвинители, не столько обвинявшие, сколько во всеуслышание поносившие его, то он никогда не будет расстроен этим в такой степени, чтобы пожалеть о том, что не родился безобразным. Ибо это самая обычная хула на тех, чья внешность и облик были в молодости привлекательны. Но одно дело – хулить, другое – обвинять. Обвинение предполагает наличие преступления, чтобы можно было изложить обстоятельства дела, дать им название, привести доказательства, подтвердить показаниями свидетелей; хула же ставит себе только одну цель – поношение; если ее пускают в ход более нагло, она называется бранью; если более тонко, то – остроумием. …

(4, 9) Ведь насколько юный возраст Марка Целия мог дать повод для подобных подозрений, настолько же он был огражден и его собственным чувством чести и заботливым отцовским воспитанием» (56 г. Цицерон. Речь в защиту Марка Целия Руфа 3-4 (6, 9) [Цицерон 1993, т.2, с.157])

Пусть читатель рассудит сам, хулой или обвинением являются поношения Цицерона в адрес его врагов.

(№ 2170). « Целий – Цицерону.

…как можно скорее приезжай смеяться вот над чем: у Друза по Скантиниеву закону происходит суд…» (50 г. Письма Цицерона 275, 4 (Fam. VIII, 14) [Цицерон 1994, т.2, с.141])

(№ 2171). « Целий – Цицерону.

…Наглейшие люди в разгар цирковых представлений, моих представлений, стараются привлечь меня на основании Скантиниева закона. Едва Пола вымолвил это, как я привлек цензора Аппия на основании того же закона. Ничего более удачного я не видел; ибо это было так одобрено народом, и не только низшими слоями, что молва причинила Аппию более сильную скорбь, чем привлечение к суду». (50 г. Письма Цицерона 279, 3 (Fam. VIII, 12) [Цицерон 1994, т.2, с.146])


Из переписки

(№ 2172). «Но когда в Риме существуют такие подонки, что нет ничего, как бы оно ни было чуждо Киферы, что бы не показалось кому-нибудь прелестным…» (51 г. Цицерон. Письмо 229, 2 (Fam. VII, 32) [Цицерон 1994, т.2, с.54])


Трактаты

(№ 2173). «…я не верю Гомеру, будто боги похитили Ганимеда ради его красоты, чтоб он стал виночерпием Юпитера (это еще не причина, чтобы так обижать Лаомедонта!) – нет, Гомер все это выдумал, перенося на богов людские свойства, мы же на людей переносим божеские» (Цицерон. Тускуланские беседы I 26 (65), пер. М.Л.Гаспарова [Цицерон 1975, с.229])

(№ 2174). «(33. 70) Но что уж спрашивать с поэтов, если они в своих выдумках приписывают этот порок самому Юпитеру? Перейдем к наставникам добродетели – философам: они утверждают, что любовь не есть блуд, и спорят об этом с Эпикуром, который, по-моему, тоже тут не особенно отклоняется от истины. В самом деле, что такое их «любовь к дружбе»? Почему никто не любит ни уродливого юношу, ни красивого старца? По-моему, родилась такая любовь в греческих гимнасиях, где она допускается в полную волю. Хорошо сказал Энний:

Быть раздетыми на людях – вот исток порочности.

Охотно допускаю, что философы здесь сохраняют чистоту; но волнение и тревога в них остаются, и тем больше, чем больше они стесняются и сдерживаются. (71) Не буду говорить о любви к женщинам (здесь сама природа дает нам больше свободы), но что сказать о похищении Ганимеда, как его представляют поэты, и кто не знает того, что у Еврипида говорит и делает Лаий? А чего только ученые люди и большие поэты не наговаривают на себя в своих стихах и песнях! Алкей, отважный муж в своем отечестве, так много писал о любви к мальчикам! У Анакреонта почти все стихи – любовные. Едва ли не больше всех пылал такой любовью регийский Ивик, судя по его сочинениям.

(34) Мы видим, что у всего этого люда любовь неотрывна от похоти. Но мы, философы, сами ведь придаем любви большое значение, и первым – вождь наш Платон, которого справедливо попрекал за это Дикеарх. (72) Стоики даже утверждают, что и мудрец может любить и что сама любовь – это «стремление к дружбе, вдохновляемое красотой» (Цицерон. Тускуланские беседы IV 33 (70-71), пер. М.Л.Гаспарова [Цицерон 1975, с.319])

См. Туск. Бес. V 61

См. (Критские законы) [Цицерон 1975, с.259]

(№ 2175). «[ Речь Лелия] Те, кто, уподобляясь животным, сводит все к наслаждению, с нами совершенно не согласны; это и не удивительно: кто во всех своих помыслах дошел до столь низкого и столь презренного предмета, тот не может видеть ничего высокого, ничего прекрасного и божественного. Поэтому исключим их из нашей беседы, но поймем сами, что чувство любви и приязнь за доброжелательное отношение возникают от природы, когда человек проявил нравственное достоинство. Те, кто его достиг, тесно сближаются между собой, дабы получать пользу от общения с тем, кого они начали почитать, и от его добрых нравов и быть вполне равными с ним в любви и более склонными скорее оказывать услуги, чем требовать награды за них, и дабы это состязание между ними было нравственно-прекрасным». (Цицерон. О дружбе 9 (32) [Цицерон 1974, с.39])

Перейти на страницу:

Похожие книги

Повседневная жизнь средневековой Москвы
Повседневная жизнь средневековой Москвы

Столица Святой Руси, город Дмитрия Донского и Андрея Рублева, митрополита Макария и Ивана Грозного, патриарха Никона и протопопа Аввакума, Симеона Полоцкого и Симона Ушакова; место пребывания князей и бояр, царей и архиереев, богатых купцов и умелых ремесленников, святых и подвижников, ночных татей и «непотребных женок»... Средневековая Москва, опоясанная четырьмя рядами стен, сверкала золотом глав кремлевских соборов и крестами сорока сороков церквей, гордилась великолепием узорчатых палат — и поглощалась огненной стихией, тонула в потоках грязи, была охвачена ужасом «морового поветрия». Истинное благочестие горожан сочеталось с грубостью, молитва — с бранью, добрые дела — с по­вседневным рукоприкладством.Из книги кандидата исторических наук Сергея Шокарева земляки древних москвичей смогут узнать, как выглядели знакомые с детства мес­та — Красная площадь, Никольская, Ильинка, Варварка, Покровка, как жили, работали, любили их далекие предки, а жители других регионов Рос­сии найдут в ней ответ на вопрос о корнях деловитого, предприимчивого, жизнестойкого московского характера.

Сергей Юрьевич Шокарев

Культурология / История / Образование и наука