Эстетика. Учебник для бакалавров

Имеется очевидная тесная связь между идеалом ясного и четкого мышления у Декарта и идеалом порядка, законченности и связности в искусстве у таких писателей, как Корнель, Расин и Буало. Несомненно, что развитие философии идет в этот период параллельно развитию неоклассицизма в искусстве. Но если философы в основном выступают против аристотелевского влияния, искусство черпает во влиянии греческой философии свое новое вдохновение. Излюбленными греческими философами для представителей искусства оказывается, однако, не Аристотель или Платон, а Демокрит. Художники, занимающиеся одновременно — по обычаю того времени — и серьезной художественной критикой, подходят к политике, психологии, оптике, физике, к общему методу и метафизике с позиций разума. В этом отношении они близки по духу Копернику и Галилею, Кеплеру и Ньютону. В целом следует признать, что французские драматурги и критики создали новую рационалистическую школу в философии искусства своего века и своей страны и сделали это без помощи философии, лишь при снисходительном отношении с ее стороны. Занятые вопросами научно-познавательного характера и новым математическим методом, философы не следят систематически за изменениями, происходящими в литературном и художественном мире. Положение философии того времени можно сравнить с положением женщины, которая, желая снискать расположение своего возлюбленного, порочит свою соперницу; так и философия, казалось, добивается расположения математики пренебрежительными отзывами о поэзии и фантазии. Великие философы того периода — Декарт, Спиноза, Лейбниц, Бэкон, Локк и Паскаль — были людьми, обладавшими здравым смыслом и практическими интересами, однако их высоко дисциплинированный ум всегда был слишком насторожен против соблазна легкомысленных увлечений и причудливых образов и фантазий искусства.

Бэкон, Локк, Лейбниц. Ф. Бэкон (1561 — 1626) делит сферу интеллектуальной деятельности на три части и каждой из них отводит определенную умственную способность: память — истории, воображение — поэзии, рассудок — философии. Рассматривая область поэзии, Бэкон, на первый взгляд, полностью отдает должное независимости фантазии поэта и высокой степени его изобретательности: фантазия заимствует нечто от божественной природы, так как возвышает ум человека и уносит его ввысь, приспособляя внешний вид вещей к желаниям ума. Но, признавая умение поэта создавать «золотой мир фантазии», Бэкон в то же время ставит науку и философию явно выше поэзии. Он говорит: «Однако мы слишком долго находились в театре (местопребывание поэзии); давайте же направимся теперь к дворцу ума, куда мы должны приблизиться и войти с большим почтением и вниманием».

Цель воображения, по Бэкону, скорее развлечение или игра ума, чем работа или долг. Этим он как бы предвосхищает будущее определение искусства как игры воображения. Типичное отношение Бэкона к свободной игре воображения — мягкая терпимость, проявляемая свысока. По его мнению, красоты слова и перлы красноречия никому не нужны. В своем очерке «О красоте» Бэкон объявляет необычность в пропорции неотъемлемым свойством красоты и высмеивает безрассудную попытку Дюрера свести красоту к математическим отношением. Можно сказать, что Бэкон принадлежит к типичным представителям нового «века науки». Положительная оценка им поэзии звучит в духе уходящего уже в прошлое века, когда искусство прославлялось не как свободное творчество прекрасных форм, а как способ выражения научных истин или моральных идеалов.

Дж. Локк (1632—1704), пожалуй, резче, чем кто-либо другой, выразил свое недовольство по поводу произведений, блещущих остроумием и фантазией. «Я согласен, — говорит он, — что в беседах, от которых мы ждем удовольствия и услады, а не научных знаний и моральных поучений, словесные украшения вряд ли можно осуждать. И все же, если говорить откровенно, следует признать, что все искусство риторики, кроме вопросов порядка и ясности, вся деланность и вычурность речи, придуманная во имя красноречия, направлены лишь к тому, чтобы внушать людям ложные понятия, разжигать страсти и тем самым создавать неправильное мнение, и что поэтому они действительно ведут к обману». Фантазию Локк сравнивает с костюмером придворного театра, который с помощью своих «цветных декораций, красивых костюмов и умелого грима» пытается поймать неосторожных и отвлечь их от истины, а красноречие сравнивает с царствующей женщиной, относительно прелестей которой все мужчины предпочитают заблуждаться.