Эстеты из Кукановки

А некоторые члены землячества начали хитрить, Они стали приходить пораньше, чтобы захватить место поближе к Оличке. Нет, нет, совсем не то, что вы подумали или хотели подумать. Оличка уже не молода, хотя и довольно приятной наружности. Работает она технологом на пищекомбинате. Приветливая, добрая женщина. Она имеет семью, и никаких фиглей-миглей тут быть не могло.

А притягивает она к себе по самой что ни на есть материалистической причине. Оличка — великая мастерица стряпать. Она всегда приносит такие олибахта, что и мертвый встанет из гроба, чтобы их отведать. Румяные, пышные, с тонкой корочкой. А начинка? Ох, эта начинка!

Конечно, и в Москве есть и мука, и масло, и сковородки. Но вот, ни у кого такие олибахта не получаются, как у Олички. Наши пироги совсем не то: и начинка суховата, сколько ни пихай туда всякой всячины, и тесто не такое пышное.

Однажды, когда я сетовала на свои кулинарные неудачи, закройщица ателье Сашенька сказала мне:

— Оличка хитрая лисичка. Она не покупает, как мы, творог, в магазине. Она сама делает сыр для начинки. Да, да! Сама заквашивает молоко и отжимает сыр, как полагается. Но вот где она достает закваску — этого я узнать не смогла. Тут ведь желудок нужен, коровий или бараний. А где его взять? В магазинах их не продают. Может, на мясокомбинат толкнуться?

Я ничего не могла присоветовать Саше. Желудка и в моем хозяйстве не было. Кроме, конечно, моего собственного.

А еще Оличка прекрасно играла на гармошке. Мы с удовольствием слушали осетинские пластинки и танцевали под эту музыку. Но вот возьмет Оличка в руки свою простую старенькую, еще от бабушки, гармонь — и даже пожилые, степенные земляки не могут усидеть на месте.

Вечера наши кончались общим хороводом (по-осетински он называется симд), после чего все разъезжались по домам. До будущего года.

Но однажды, несколько лет назад, нам пришлось нарушить наше правило — приглашать на эти встречи только земляков. Вот как это случилось.

Собрались мы в назначенный день, в назначенные час и в назначенном месте. Уселись за столы. И вдруг по залу пошел глухой шепот. Шепот становился громче, громче, и, наконец, перешел в довольно громкий ропот.

Что же случилось?

И все, в том числе и я, почему-то посмотрели в тот угол, где обычно сидела Оличка.

Но ее там не было.

И все же место не пустовало. Там сидел какой-то незнакомец. Рыжевато-седоватый. На осетина никак не похож.

Наш староста Ахсарбек встал со своего места и направился к нему.

А тот, видя всеобщее внимание, тоже встал. И все заметили, что у него покраснели щеки.

Ахсарбек спросил рыжевато-седоватого:

— Извините, гость, говорят — спрос не беда. Скажите, кто вы? И как сюда попали? Нет ли тут ошибки? Может быть, вас ждут где-то в другом месте?

— Я Смирнов, Иван Павлович, металлист, работаю на московском заводе. А ошибки тут нет. Вот у меня документ.

И показывает пригласительный билет на имя Ольги Николаевны Газановой, Олички то есть. Немного испугавшись, Ахсарбек спросил:

— Уважаемый, если не секрет, почему не пришла сама приглашенная? Что с ней? Жива, ли, здорова ли?

Гость очень тихо зашептал:

— Она, знаете, жива-здорова. Но…

Тут со всех сторон стали кричать заинтересованные:

— Громче! Ничего не слышно!

И тут гость стал восклицать:

— Ольга! Николаевна! Уехала! В Монголию! Налаживать! Там! Кондитерское! Производство! И просила! Меня!..

«Он сейчас лопнет», — подумал Ахсарбек, а вслух сказал:

— Понятно, гость. А вы кто ей будете?

— Я! Ей! Буду! Супруг!!! — снова проорал мужикашка. — И! Она! Меня! Уполномочила! Присутство…

Со всех сторон послышались возгласы:

— Понятно! Ясно! Пусть он замолчит!..

А староста рассудительно сказал:

— Есть правило собираться только осетинам. Мы должны обсудить ваше попадание сюда и ваше оставание здесь.

Так, несколько запутавшись, он взял быка за рога, крикнув:

— Кто за — прошу поднять руки.

Все были «за». Все руки поднялись единодушно.

— Вот теперь садитесь, — разрешил Ахсарбек. А генерал Созанов печально сказал:

— Худо дело, афсымарта[6], на сей раз остались мы без Оличкиных пирогов.

Но тут гость снова встал.

— Извините, я совсем забыл! Оля мне наказала… Я конечно, без привычки… но я старался. Уж извините… — и он сдернул салфетку со стоявшего перед ним блюда. И мы все увидели стопку пирогов. Как и полагается, их было пять.

Правда, мы потом разглядели, что пироги эти были не совсем круглые, а кривые, косые, один толще своих товарищей, другой несколько пригорел, а третий — с дырой на боку. Но Иван Павлович не смущаясь сказал:

— Меня, знаете, сыр подвел. Он в холодильнике немного перемерз. Оля ведь уехала с неделю назад.

Самый старший из нас, художник Олисаев предложил наполнить бокалы и выпить за отсутствующих. Когда это было выполнено — он снова налил вина и передал супругу Олички:

— Ты осетинский зять, спутник жизни нашей Олички, тебе передаю бокал и слово. Скажи здравицу какую хочешь.

Иван Павлович снова зарумянился, принял бокал и закричал:

— Да царанбон бира![7]