Эстонская новелла XIX—XX веков

Он немного подождал.

— Может, барин приплатит хоть еще на булку? — запросила Ээва.

— А сколько ты сама тогда стоишь? — резко спросил барин, повернулся и пошел; сидевшим на телеге не было слышно, что он добавил по-немецки.

Вдруг барин повернулся и сердито спросил, глядя на красивого быка:

— Семьдесят шесть рублей — идет?

— Будь по-вашему! Идет! — крикнул Яан.

Ээва чуть не прослезилась. Она повнимательнее присмотрелась к барину, который так скупился. На левой щеке у него был шрам, на правом веке чернела бородавка. «Чего бы ему стоило выложить сейчас все восемьдесят?» — думала Ээва, но она ничего не сказала, боясь рассердить злого господина.

Барин кривыми ножницами выстриг на спине у быка букву L и XXXV, значения которых ни Яан, ни Ээва никак не могли понять. С каждым лязгом ножниц Ээвино сердце все сильнее сжималось от печали. Ей вспомнилось, как она выращивала Пуню.

— На племя? — решилась спросить она.

— На откормку и на убой! — ответил презрительно барин.

Ээва вздохнула.

И когда Пуню отвязали и Яан с пастушком собрались вести его, Ээва слезла с телеги, погладила своего быка и отвела глаза в сторону.

— Вот и нет уж больше нашего Пуню! — вздохнула она, и ее нижняя губа задрожала. Ээве было очень жаль быка.

Домой Яан возвращался пьяным.

— А где Пуню? — спросил дома Юку.

— Барин увел Пуню!

— К себе? — спросил Юку, и губы его тоже задрожали.

— Не плачь, не плачь! — утешала его мать. — Мы ведь получили деньги! — И мать дала Юку конфетку.

— Деньги, деньги! — продолжал ныть Юку. — За нашего хорошего Пуню денежки!

У Ээвы на сердце стало еще тяжелее.

6

На следующий день утром Яан пошел на мызу платить арендную плату. Было уже так заведено, что хозяева расплачивались за аренду только что вырученными на базаре деньгами. А заодно на мызе, точно на второй ярмарке, снова вспрыскивали продажу.

Барин получал свое, кабак — свое.

Поздно вечером вернулся Яан домой изрядно пьяный.

Не успев войти, он сразу же сердито рявкнул:

— Иба! Принеси поесть! Черт бы тебя побрал с твоим быком!

— Чего ты разошелся! — старалась успокоить его Ээва. — К нам пришла двоюродная сестра Мари.

— Ее рассчитали?

— Нет.

— Или она пришла посмотреть, какие у нас большие быки?

— Здравствуй, Яан! — сказала, подойдя, горничная с мызы, Ээвина двоюродная сестра.

— Здорово!

— Ты посмотри, какие красивые игрушки принесла Мари нашему Юку, — радовалась Ээва. — Юку, пойди сюда!

Юку вышел из горницы с ружьем и трубой.

Яан посмотрел и плюнул.

— Что с тобой? — допытывалась Ээва.

— Что со мной? — ответил Яан. — Барин сказал: «Ну, Яан, в будущем году истекает срок контракта, тогда заключим новый!» — «Да не мешало бы заключить! — сказал я ему. — Надо бы снизить аренду — а то мне никак не справиться!» — «Да ты ведь продаешь отличных быков! — ответил барин. — Я слышал, ты получил за своего быка семьдесят шесть рублей. А ты выращивай не одного, а двух или трех!» Черт возьми, меня зло взяло. Я выращивай, а ты… Но я смолчал! «Тогда придется мне уходить, — ответил я. — Или, может, барин немного уступит?» — «Нет, нет, из этого ничего не выйдет! — сказал он. — Времена тяжелые, никак не свести концы с концами!» Это все твоих рук дело! — упрекал Яан Ээву. — Это ты гонялась за породой. Бог знает, до чего теперь поднимут аренду! Все «хорошая порода, хорошая порода», вот и расплачивайся теперь!

У Яана было отвратительное настроение.

Тут Мари принялась рассказывать о своих господах, о том, какие они бережливые — каждая копейка у них на учете.

— Взять хоть прислугу, — продолжала Мари, — бог ты мой, до чего же они бережливы! Салаку дают по счету, даже хлеб выдается по весу: на завтрак, на обед и ужин каждому по салаке и три фунта хлеба в день.

— Да что же с этой одной салаки? — засмеялась Ээва.

— Конечно, что с нее? — подтвердила Мари. — Вот намедни было смеху! Пришла новая прачка, дочь старой Ану из Тамме, Кадри. Вот у кого язык хорошо подвешен! Она говорит экономке: передай, мол, барыне, что Кадри одной салаки мало! Та и передала. Барыня велела спросить: «Сколько же хочет Кадри?» Кадри говорит: «Пять штук». Барыня всплеснула руками, но все-таки выдала, а сама потом пришла с экономкой посмотреть, куда прачка денет салаку. А Кадри, у них же на глазах, взяла да съела пять рыбок, запила штофом кваса и говорит: «Ну вот, теперь хоть немножко червячка заморила!»

Барыня велела экономке перевести, что сказала Кадри, — разозлилась очень и ушла. Кадри вскоре рассчитали; барыня сказала: «От такой обжоры мыза в трубу вылетит!».

Ээва громко рассмеялась.

Яан вытащил из кармана бутылку водки и предложил Мари. Та поморщилась — не захотела.

— Что ты ей предлагаешь? Что, у нее на мызе мало этого добра? — сказала Ээва.

— Ох нет, — возразила Мари, — изредка разве, когда к барину наедут гости, вот как вчера, когда были ихний двоюродный брат и много других господ, — ну, тогда и нам перепадает немного.

— Значит, у вас вчера был праздник? — спросила Ээва.

— Не то что праздник, просто гости, — ответила Мари и начала расписывать, как едят и пьют господа.

— Что же они пьют? — допытывалась Ээва.

— Пьют вино! Сладкое.

— Как вишневка? — спросила Ээва.