Эта безумная Вселенная (сборник)

У моряков существовали свои талисманы, у космоплавателей — свои. В капитанской каюте, где Кинрад сейчас заполнял бортовой журнал, на стене висел лист бумаги с крупной вдохновляющей надписью:

ТРЕТЬЯ ПОПЫТКА БУДЕТ УСПЕШНОЙ!

Они верили в это с самого старта корабля. Тогда экипаж состоял из девяти человек. Они верили в это сейчас, возвращаясь домой, потеряв троих. Но в промежутке бывали мгновения (никто не решится сказать, что они уже позади), когда вера экипажа начинала шататься и всем хотелось одного: повернуть назад. Любой ценой, даже ценой смерти. Послать к чертям главную цель полета и вернуться. В такие мгновения они были готовы броситься друг на друга, силясь вырваться из тисков аудиофобии, клаустрофобии и полудюжины иных фобий.

Правая рука Кинрада водила ручкой по бумаге, а рядом с левой, отливая голубизной, лежал автоматический пистолет. Глаза его были заняты журналом, уши ловили все звуки корабля, сопровождаемые непрекращающимся гудением двигателя. На короткое время гул мог ослабнуть или почти стихнуть, однако внезапная тишина являлась не столько благословением, сколько проклятием. Сквозь этот фон прорывались только громкие звуки, например чье-то смачное ругательство или крик. Или выстрел. Однажды это уже было, когда Вейгарт затеял пальбу, и вполне могло повториться снова.

Кинрад не вызывал к себе Бертелли. Тот явился неожиданно, отчего Кинрад дернулся и поспешно убрал со стола левую руку (тяготы полета сказывались и на его нервах). Совладав с собой, он повернул сиденье кресла в сторону пришедшего и взглянул в печальные серые глаза Бертелли.

— Ну как, поймали они его?

Вопрос озадачил Бертелли. Его вытянутое, вечно скорбное лицо вытянулось еще сильнее. Разинутый рот изогнулся. В печальных глазах застыло выражение изумленной беспомощности. Всем своим видом вошедший показывал, что вопрос капитана застал его врасплох.

Знакомые симптомы. Кинраду пришлось повторить вопрос, выразившись точнее:

— Солнце уже появилось на экране?

— Какое солнце? — Руки Бертелли переплелись, как ветки, а его пальцы были похожи на длинные морковины.

— Наше Солнце, дубина!

— А, вот ты о чем. — Глаза Бертелли расширились: этот кретин радовался, что наконец-то понял вопрос. — Я не спрашивал.

— Я-то думал, ты явился ко мне сообщить приятную новость.

— Нет, капитан. Я зашел на всякий случай. Вдруг тебе нужна моя помощь.

На мрачном лице Бертелли вспыхнула улыбка дурня, которому не терпелось кому-нибудь услужить. Уголки рта поднялись, сам рот растянулся до ушей. Теперь лицо Бертелли напоминало кусок недозрелой дыни.

— Благодарю, — постарался как можно вежливее ответить Кинрад. — Сейчас она мне не требуется.

Лицо Бертелли мгновенно приобрело прежние страдальчески-изумленные черты. На нем ясно читалось извинение за несвоевременный приход и неуместный вопрос. Развернув свои большие неуклюжие ноги, он побрел к двери. Как всегда, в проходе он поскользнулся на блестящем металлическом полу и едва не упал. Стараясь удержаться на ногах, Бертелли громко застучал по полу тяжеленными ботинками. Кинрад не помнил, чтобы кто-то еще хоть раз поскользнулся на этом месте. Только Бертелли.

Кинрад вдруг почувствовал, что улыбается, и озабоченно нахмурился. Он снова полез в корабельный реестр, но, разумеется, не вычитал там ничего нового. Только короткий список: девять строчек с именами, три из них были перечеркнуты. И знакомая запись в нижней части: Энрико Бертелли. Возраст — 32 года. Профессия — психолог.

Чушь, ахинея, полнейший абсурд. Если Бертелли — психолог или некто, имеющий хотя бы отдаленное касательство к научным исследованиям, тогда он, Роберт Кинрад, — голубой жираф. Вот уже четыре года подряд они заперты в недрах этой гудящей и дребезжащей посудины, именуемой космическим кораблем. Шесть человек, тщательно отобранных из огромнейшего числа претендентов, соль Земли, цвет планеты. А по сути — пятеро человек и один неисправимый дурак.

Здесь скрывалась какая-то загадка. Кинрад часто думал о ней в свободные минуты, когда мозг не был набит неотложными заботами. Загадка дразнила и мучила его, и капитан снова и снова мысленно воссоздавал облик Бертелли, начиная с печальных глаз и доходя до крупных несуразных ног. Свободных минут выпадаю не так уж много, но когда они появлялись, Кинрад погружался в размышления, безуспешно пытаясь анализировать поведение Бертелли и путем логических умозаключений выявить истинную причину нахождения этого, с позволения сказать, психолога на корабле. На это время он забывал об остальных членах экипажа. Все внимание Кинрада поглощал Бертелли.

При любой возможности Кинрад наблюдал за ним, не переставая удивляться. Ну как мог специалист, истинный знаток своего дела быть таким законченным и неисправимым идиотом? Возможно, схожие вопросы занимали и остальных членов экипажа. Наверное, и они тоже наблюдали за Бертелли. Кинрад этого не знал, а выяснять у него не было времени. Оно уходило на психолога.