Эта больная любовь (ЛП)

Мой рот приоткрывается, когда я погружаюсь глубоко, пока мои яйца не упираются вплотную к ней сзади, и начинаю терять контроль от того, как сильно меня сжимает её киска, чувствуя головокружение и ебаную кашу из эмоций, которые я не готов пока осознавать.

Я трахаю её лицом в грязь, как и намеревался. В этом лесу, при дневном свете, как ебаное животное. Трахаю её до тех пор, пока она не вытянет худшее из меня, мерзкое, тревожное унижение и неуважение, которые я считаю необходимым применить, чтобы уничтожить последнюю частичку чего-то хорошего в ее маленьком чистом сердце.

Мне хочется заставить её плакать. Хочется, чтобы она почувствовала всё сразу и утонула в потоке эмоций. Хочется, чтобы это захлестнуло её, пока она не сломается. Я хочу задушить ту жизнь, которую она знала, и вдохнуть в неё совершенно новую. Хочу спасти её душу, полностью уничтожив её.

— Ах… я сейчас…

Я быстро выхожу, не доставляя ей удовольствия оргазма прямо сейчас. Я ещё не закончил пачкать её.

Раздвигая ее обеими руками, я снова плюю на её тугую маленькую попку, распределяя жидкость по мягкой белой плоти её великолепных изгибов, прежде чем прижать большой палец к отверстию.

— Нет, пожалуйста… — она напрягается.

Я знаю, она боится пробовать. Боится делать грязные вещи, о которых они не говорят. Но Брайони лучше всего справляется, если я подталкиваю ее к тем вещам, которые, как мне известно, в глубине души она хочет попробовать, удовольствиям, которых она ещё даже не понимает. Я возвращаю головку своего члена в нее, позволяя ей поглотить кончик, прежде чем войти глубже. Когда мой большой палец сильнее прижимается к её отверстию, она начинает натягивать ремень, бормоча бесполезную чушь в землю.

— Заткнись, блять, и сосредоточься на моем члене, — стону я, в то время как она напрягается вокруг меня, ее мышцы сжимаются и разжимаются.

Она выдыхает сквозь сжатые губы, нервозность написана на ее испуганном, покрытом грязью лице. Наконец она вздыхает, кивает, успокаиваясь.

— Вот так. Расслабься ради меня, — с придыханием говорю я. — Хорошая девочка.

Её горло тихо гудит от моей похвалы.

— Я хочу, чтобы ты кончила на моем члене, пока я буду трахать твою задницу пальцами.

Когда её киска снова сжимается вокруг меня, я почти теряю самообладание. Её возбуждают грязные слова, которые я использую, когда говорю с ней свысока; она получает удовольствие только от моего грязного рта.

Я медленно погружаю палец глубоко в ее тугую дырочку, мне нужно поднять лицо к небу и сделать вдох, чтобы взять себя в руки. Из неё вырывается дикий, глубокий горловой стон, который подразумевает прекрасное сочетание боли и удовольствия.

— Выбрось всё из головы, — рычу я, пытаясь взять себя в руки, чувствуя, как она медленно расслабляется. — Найди свой рай прямо здесь, со мной.

Снова набирая темп, я ввожу большой палец на глубину одной костяшки, в то время как звуки влажного, неряшливого секса эхом отражаются от деревьев вокруг нас, в то время как я дико трахаю её.

— Боже, да, — стонет она, и я наклоняюсь над ее спиной, используя ладонь, чтобы прижать её лицо к земле. Она щурит глаза, когда пыль и песок попадают ей в рот. — Я близко. Очень близко.

— Быстрее, — тороплю я. — Давай, малышка, я, блять, схожу с ума.

Наконец она замолкает, содрогаясь вокруг меня, когда ее стенки сжимаются и разжимаются, пульсируя в прекрасном совершенстве. Её попка сжимает мой большой палец, втягивая его глубже, пока она бьется в конвульсиях подо мной, издавая дикие крики, рассекающие тишину леса подобно острому лезвию.

Я кончаю в ней, освобождаясь, прежде чем выйти и выплеснуть остатки своей спермы горячими волнами на её сморщенное отверстие. Наши бешеные вздохи вторят друг другу, когда блаженное ощущение распространяется по моим расслабленным конечностям. Переводя дыхание, я смотрю на нее, лежащую лицом вниз, на её бедра, дрожащие после оргазма, который пронзил всю её изнутри. Моя сперма стекает струйкой по ее набухшим половым губам в грязь. Собрав остатки своего оргазма, я медленно заталкиваю их в ее попку, наслаждаясь ощущением тугого сфинктера вокруг моего пальца, прежде чем снова наклониться к ней.

— Я принадлежу тебе, Брайони. Точно так же, как каждая частичка тебя будет принадлежать мне.

Она слегка стонет, её веки опускаются, и я знаю, что больше всего на свете ей нужен отдых.

Когда ремень снят с её запястий, её руки падают на землю рядом с ней. Она полностью измотана. Я истощил свою бедную куколку эмоционально, умственно и физически до полного изнеможения. После того, как я снова натягиваю штаны, я наклоняюсь и беру ее на руки.