Эта больная любовь (ЛП)

Длинные пряди темных волос, зачесанные назад, волевой подбородок, эти высокие, четко очерченные скулы, изгиб носа — всё это напоминает этого злого, властного человека. Всё, кроме потрясающих изумрудных и янтарных переливов в этих пугающих карих глазах.

— Единокровный брат, — как всегда небрежно произносит он, по-прежнему глядя прямо сквозь меня. — Технически говоря.

— Но тогда это означало бы…

— Распутство. Внебрачная связь. Да, дорогая, тот самый престижный мужчина трахнул женщину, которая не была его женой, и обрюхатил её.

У меня отвисает челюсть, и я теряю дар речи.

— Можешь ли ты представить себе более отвратительное преступление для человека с такой репутацией? — говорит он, снова наклоняясь вперед. — Потому что я могу вспомнить несколько других.

Шрамы на его лице. Порез от глаза до верхней части скулы, шрам возле губы и тот, что вдоль челюсти. Неровные шрамы, которые кричат о неправильном заживлении.

— Что он с тобой сделал?

— Это самое интересное, — осторожно отвечает он, изучая мои глаза. — Он ничего мне не сделал.

— Ч-что ты… имеешь в виду?

— Такие мужчины, как он, не пачкают руки в преступлениях, которые они совершают. После них не остается следов, достойных восхищения.

— Твоя мама… — начинаю я, и моя рука внезапно начинает дрожать. — Где…

— Мертва, — категорично отвечает он.

Тон, которым он это произносит, говорит о ярости, затаенной в клетке, которая копится под поверхностью из-за долгих лет сдерживаемых мучений. Тон, который может означать только причинно-следственную связь. Кэллум убил его мать?

Он отталкивается от столешницы, прежде чем запустить пальцы в волосы на макушке. Его обнаженная грудь вздымается от мощного вздоха, мышцы пресса напрягаются, и я вижу, как снова сжимается его челюсть. Мне тяжело это осознать. Как никто ни о чем не знает?

Как Эроу смог проскользнуть сквозь трещины и остался человеком, скрытым в тени? И как Кэллум Вествуд мог подвергнуть свою плоть и кровь такому вопиющему пренебрежению, в то время как его другой сын, Сэйнт, живет как король, ожидающий своего царства?

Теперь я понимаю ненависть, ревнивые аспекты, которые он в тебе таил. Ему приходилось сидеть и смотреть, как его единокровный брат живет жизнью, которая ему была ему недоступна. И они убили его маму? Я могу только представить, какие ужасы ему довелось пережить.

Голова кружится, а тело немеет, и я заваливаюсь набок. Эроу проскальзывает между моих бедер, подхватывает меня и снова усаживает прямо, его лоб внезапно морщится от беспокойства.

— Брай, — шепчет он, обхватывая меня сзади за шею одной рукой, а другой обнимая за талию.

Темнота угрожает поглотить меня, но после нескольких глубоких вдохов она исчезает из моего поля зрения. Я ошеломлена этим осознанием. Еще один человек, на которого меня заставляют равняться как на воплощение морального совершенства, — разбитый и разваливающийся замок привилегий. Преданность своей церкви, городу, преданность своей семье. Бесконечная, блять, ложь.

Он протягивает мне стакан, наполненный водой.

— Выпей.

Я держу его двумя трясущимися руками, медленно отпиваю, прежде чем поставить рядом с собой. Он осторожно наблюдает за мной, изучая мои движения, прежде чем мои глаза пробегают по его покрытому татуировками и шрамами телу. Так много посланий нацарапано на его плоти. Его собственное библейское откровение; истории о борьбе и силе, охватывающие мышцы, поднимающиеся и опускающиеся с каждым вдохом, в мире, в котором он боролся за выживание. Мир, который не позволил бы этим неоспоримым истинам жить дальше. Мой взгляд возвращается к распустившейся розе на его шее, прежде чем снова найти его лицо.

Это жутковато — видеть его отца в его же чертах лица. Замечать сходство с Сэйнтом в его полных губах, нижняя из которых выступает чуть сильнее верхней. Я начинаю задаваться вопросом, знает ли Сэйнт о своем брате. Знает ли он вообще. Так много вопросов проносится в моей голове.

— Сколько тебе лет? — невнятно произношу я в своем дезориентированном состоянии.

Это заставляет его губы изогнуться в улыбке. Настоящей, неподдельной улыбке, которая буквально растворяет все негативные мысли, которые у меня когда-либо были об этом человеке. Это красивая улыбка. Жаль, что он когда-либо испытывал потребность скрывать её масками и тенями.

— И это первый вопрос, который ты задаешь мне после того, что я тебе рассказал? — его бровь приподнимается, а часть его темных волос снова падает ему на глаза.