Без предупреждения ладонь Сэйнта исчезает с моей, и он хватает меня за запястье. Его пальцы сжимаются вокруг меня с болезненной силой, а его жесткие глаза встречаются с моими. Я задыхаюсь от этого движения, и его ноздри раздуваются. Я не знаю его намерений на данный момент, но предполагаю, что он хочет положить этому конец, зная, что, скорее всего, приходит в себя. Но вот его хватка ослабевает, и он наконец моргает, а потемневшие от вожделения глаза снова находят меня.
— Покажи мне, — требует он.
Мои брови приподнимаются от его слов, на лице написано удивление.
— Покажи мне, что ты делала, когда была одна и думала обо мне.
Он резко встает, заставляя меня задыхаться и прижиматься к его шее. Взяв мою попу в свои большие ладони, он с намерением идет к лестнице, каким-то образом точно зная, куда идти.
Похоже, он нашел свою лазейку. Свою сеть безопасности. Его путь к совершению этих сексуальных действий, которые, как нам сказал наш всемогущий Бог, непростительны до брака.
Он может смотреть на меня сколько угодно, но в его страховочной сетке есть дыра. Я обязательно обмотаю ее вокруг его лодыжки, чтобы затянуть его в глубины темного избавления, которому поддалась я.
50. Отче наш
Я повторяю это в голове снова и снова, пока Сэйнт несет меня по лестнице к моей кровати, аккуратно кладет на край, а сам устраивается на мягкой скамейке напротив меня. Не имея ни малейшего представления о том, где находится Эроу, я могу лишь предположить, что он где-то рядом и внимательно наблюдает за нами, готовый убить и меня, и Сэйнта, если план сорвется.
— Покажи мне, — снова бормочет Сент, отодвигая скамейку к концу железного каркаса моей кровати и пристально глядя на меня, когда он снова садится. — Мне нужно увидеть, что я с тобой делаю, Брайони.
Легкая боль в его невинном голосе безмолвно убивает меня. Не то чтобы я никогда не представляла себе Сэйнта в таком свете. Он красив и чрезвычайно привлекателен по сравнению со всеми остальными моими одноклассниками. Но именно его брат постоянно занимал мои мысли. Его измученный, истерзанный старший брат, который показал мне свет и заставил меня сомневаться не только во всем, но и во всех.
Опираясь на локти, я отклоняюсь назад, пока мои пятки не упираются в край кровати. Я бросаю последний взгляд на Сэйнта, чтобы оценить его намерения, и когда наши глаза встречаются, его невинность сияет.
Что, если Эроу ошибается? Что, если Сэйнт не имеет никакого отношения к деловым отношениям своего отца с Аластором Эбботом, церковью и расчетливой коррупцией, которую они поощряют? Что, если он действительно невинный прохожий, которого, к сожалению, втянули в этот хаос как главную цель для уничтожения, а на самом деле он сохранил свою невинность в этом мире жадности, коррупции и власти?
Легкий скрип старых деревянных половиц, доносящийся из коридора, заставляет мое сердце учащенно забиться. Сэйнт отводит глаза от меня, а мое сердце бешено колотится в груди при мысли о том, что Эроу находится в режиме ожидания. Могу только представить, что сейчас творится в его измученном черепе.
Но прежде чем Эроу полностью отвлекает внимание Сэйнта от меня, я закрываю порез на верхней части бедра подолом зеленой клетчатой юбки и раздвигаю бедра, обнажая испачканные хлопковые трусики.
Глаза Сэйнта становятся дикими от восхищения, его челюсть отвисает от увиденного. Он сглатывает, а я прикусываю губу, молясь какому бы то ни было Богу, что это тот путь, который мне суждено пройти, чтобы вывести на свет истинное зло.
— Значит, это правда. Вот что происходит, когда твое тело готовится к сексуальным отношениям? — задыхаясь, спрашивает он, все еще глядя на влагу между моих ног.
Я почти смеюсь над его заявлением. Я уже забыла о той наивности, которую мы когда-то разделяли, когда все детство молчали, когда дело касалось знаний о сексе. Все, что мы знаем, — это то, что мы слышим о сексуальных похождениях запятнанных и грешных людей. Его брат мог бы научить его кое-чему о том, как подготовить женское тело к сексу. Мужчина — это ходячее состояние возбуждения.
Стоит ему шепнуть, какая я грязная шлюха, и я кончу по команде.
— Ты вся мокрая, — констатирует он, и его глаза наконец-то встречаются с моими. — Везде.
Я киваю головой, сохраняя знание о том, что мой мокрый вид вызван его братом, и медленно опускаюсь спиной на матрас. Взяв в руки трусики, я делаю быстрый успокаивающий вдох, а затем сдвигаю их вниз по бедрам и снимаю, стараясь не задеть свежую, похожую на сатанинскую рану.
— Я обнаружила, что это происходит, когда я думаю о тебе. — Я снова приподнимаюсь на локтях и наклоняю голову к нему. — Мне становится скользко здесь. Скользко и мокро. Думаю, чтобы облегчить боль? Чтобы…