Эта больная любовь

Нокс. Этот кусок дерьма продал его. Я отрежу ему член. Клянусь.

— Епископ Колдуэлл очень рад, что снова удостоил его своим присутствием, — продолжает Кэллум, в его тоне слышится веселье. — У них есть история, у этих двоих.

Мои внутренности содрогаются при упоминании его имени. Этот человек делал ужасные вещи с Эроу в детстве, а теперь его собираются запереть в одной комнате с ними? Демоны, которые свободно бегают по земле, используя свою святость как пропуск для насилия над другими. На ум приходит Брэди, и мое сердце бешено колотится, а кровь, которая течет во мне, пылает с неистовой свирепостью.

Я убью их всех, если они хоть пальцем тронут его.

— Ну что ж, пойдемте наслаждаться шоу, ладно? — я слышу звук, похожий на звук ноги, массирующей бетон, — вероятно, Кэллум затушил сигарету.

Я как можно тише спешу в ванную, закрывая за собой дверь. Достав из пакета таблетку, я кладу ее в рот и запиваю водой из раковины. Я смотрю на свое отражение, заглядывая в глаза совершенно другой женщины с прошлым, которое было уничтожено. На меня смотрит моя мать. Синие глаза под ресницами, черные волосы, обрамляющие раскрасневшееся лицо. Она как всегда полна решимости бросить вызов церкви, которая забрала ее ребенка.

Я могу не знать ее, но ее история впиталась в мою кровь. Она течет в жилах женщины, посланной сюда, чтобы исправить свои ошибки. Та самая кровь, в которой пылает жажда мести, которую я намерена свершить.

55. Смысл моего существования

Я приветствую боль.

Боль необходима.

Боль подсказывает мне, что я жив и нахожусь на одной земле с ней.

Мы должны существовать в одном мире. Я и моя Брайони.

Кровь капает с моей головы, волосы прилипли ко лбу. Левый глаз опух, а губа наверняка рассечена. Кровь, покрытая коркой, смешивается со свежей кровью, стекающей по моему подбородку. Они приковали мои запястья сзади к шесту для стриптиза через спинку стула, на котором я сижу, и я быстро понимаю, что нахожусь в выставочном зале, лицом к сцене.

Я в клубе Нокса.

Единственный светильник надо мной ярко сияет, направленный прямо вниз, на то безобразие, в котором я нахожусь. Без рубашки, обнажающей все мои шрамы, которые они создали, окровавленные штаны и искаженное до неузнаваемости лицо скрывают меня сейчас. Все, что он когда-либо хотел.

Охранник рядом кружит со смехом, наслаждаясь своим превосходством над одним из самых безжалостных и смертоносных убийц, которых он, скорее всего, когда-либо встречал. Он думает, что победил, его высокомерие разлагается от самодовольной ухмылки, которую он носит на своем тучном лице, не зная, что я добровольно пристегнул себя перед ним.

Он подходит к столу, который они поставили слева от меня, и я, прищурив единственный открытый глаз, замечаю бутылку вина, которую он держит за горлышко. Кто-то за моей спиной крепко дергает меня за волосы, и я резко отшатываюсь назад. Моя шея изгибается под неудобным углом, поворачивая лицо к свету, и тень мужчины надо мной становится видна.

— Ах, мой милый, милый мальчик. — Он щелкает языком. — Прошло много лет с тех пор, как мы были знакомы. — Он наклоняется к моей голове и шепчет мне на ухо тоном, который заставляет меня содрогнуться от воспоминаний о мучительном прошлом. — Я очень скучал по нашим урокам.

Епископ Колдуэлл.

Они привели меня в логово льва, наполненное лишь демонами моего прошлого.

Я дергаюсь, борясь со своими путами, борясь за свои волосы, отдавая все силы, чтобы освободиться от его хватки, но каждая часть моего тела болит, когда я пытаюсь вывернуться и повернуться. Ребра сломаны, сухожилия порваны в клетке, в которую я сам себя загнал.

Ради блага людей часто приходится идти на жертвы. И вот я здесь, приношу себя в жертву в надежде, что она найдет в себе силы, которые я питал и взращивал, чтобы спасти человека, который бесконечно требует ее.

— Я не собираюсь лгать тебе, — снова начинает он, обходя меня спереди, в то время как охранник позади меня хватает меня за волосы, снова удерживая меня на месте. — Я рад узнать, что ты потерял веру. Что ты далеко отошел от Христа и святости своей религии.

Я зажмуриваюсь от боли и смотрю на него единственным оставшимся у меня глазом.

Он не изменился. Он постарел, это несомненно, что видно по фиолетовым впадинам под глазами и обвисшей коже под подбородком. На подбородке и шее выросли неприглядные бородавки, но на его лице все та же призрачная доброта, румяные круглые щеки, прикрытые искусственной добротой.

— Это делает твое воскрешение еще более забавным, — говорит он с мрачной улыбкой.

Он передает бутылку с вином охраннику надо мной и слегка кивает ему.

— Кровь Христа, — начинает он, поднимая пальцы, чтобы благословить меня крестным знамением.

Охранник отводит мою голову назад, а затем накрывает мое лицо белой тканью. Без предупреждения вино льется на меня, наполняя рот и нос горьким, вяжущим вкусом. Спирт обжигает различные порезы, а я кашляю и глотаю медленно льющуюся жидкость, безуспешно борясь со своими ограничениями.