Эта больная любовь

Почувствуй грубые мужские мозоли, образовавшиеся на его руках, когда они крепко сжимают мою мягкую плоть.

Услышь тихий неохотный вздох, с которым он проводит пальцами по своей израненной коже, наконец-то научившись принимать любящие прикосновения.

С замедленным сердцебиением и слюной, стекающей по подбородку, я открываю глаза в темноту багажника, используя все имеющиеся у меня чувства.

Проглотив таблетку в ванной комнате нашего семейного дома, я вышла на улицу и увидела, что охрана Кэллума уже связывает Барета, а он кричит в скотч, заглушающий его. Я знала, что это будет нелегко, но, к счастью для меня, Эроу был на шаг впереди. Он уже научил меня, что делать.

Они неслись, разбрасывая наши тела на заднем сиденье какого-то затемненного багажника. Я паниковала рядом с Баретом, который неистово метался по салону, выкрикивая приглушенные непристойности сквозь скотч. Когда машина наконец остановилась, я глубоко, успокаивающе вдохнула, и мои мысли устремились к нему.

Те дни, проведенные с Эроу наедине в его хижине, были ничем иным, как образовательным опытом, который привел меня к этому моменту. Мы не потеряли ни минуты времени, проведенного вместе. За одну неделю я получила целую жизнь информации. Для него все было игрой, или мне так казалось. Погоня в лесу, связывание и использование по его милости, уход за собой после того, как все, чему я научилась за время наших занятий, было разложено по полочкам. И вот я сижу, вцепившись в спинку этого багажника, на золотой жиле навыков, призванных освободить нас. Чтобы освободить его.

Он всегда знал, что все придет к этому моменту.

В тот момент, когда он, наконец, отпустит и увидит, как его бутон распускается в дикую розу, из лепестков которой истекают лишь сила и мужество. Стебель, усаженный самыми разрушительными шипами, дающими силу, которую они когда-либо знали. Воин, восставший из грязи учреждения, предназначенного для того, чтобы иссушить меня.

Они всегда ошибались на его счет. Он всегда сохранял свою веру.

Веру в меня.

Я держала запястья рядом, пока меня связывали в доме, чтобы убедиться, что, когда бы нас ни забрали, я смогу вырваться, как он мне показал. Конечно, повернув ладони вместе, я смогла освободиться от пут по одной руке за раз. Оторвав скотч ото рта, я повернулась лицом к Барету.

— Ш-ш-ш, успокой дыхание. — Я кладу руку на его лицо рядом с собой, пока он бьется в конвульсиях и сбивчивое бормотание вырывается из его горла.

Наконец он выполняет мою просьбу, и я срываю с его лица скотч, сглатывая боль, пока нащупываю вокруг него защелку багажника.

— Блять, Брайони! Как ты…?

— Мы выберемся отсюда, — перебиваю я, решительная как никогда.

— Подожди, — говорит он, задыхаясь. Он тяжело вздыхает, и я практически чувствую чувство вины в его паузе. — Мне очень жаль.

Что-то захлестывает меня. Это не гнев за прошлое, которое мне еще предстоит узнать. Это понимание.

— Мне так чертовски жаль. Я должен был сказать тебе, что я обнаружил. Что мы с тобой на самом деле не…

— На самом деле. — Я останавливаю его. — Ты моя семья больше, чем кто-либо, кого я когда-либо знала.

Он качает головой, не желая смотреть мне в глаза, раскаяние явно одолевает его.

— Ты защищал меня, несмотря на правду, которую от меня скрывали. Ты оставался для меня постоянной опорой в мире, частью которого ты сам не хотел быть.

Барет покинул Академию Ковенанта, как только смог, и поступил в ближайший университет. Наши родители с неохотой разрешили ему это после того, как его уличили в том, что он спит со всеми и пьет, то есть занимается тем, чем занимаются самые обычные мальчишки-подростки. Для них он не был избранным.

Им была я. Они планировали всю мою жизнь так, чтобы я стал маяком веры для нашей семьи. Чтобы я продолжила миссию молчаливого подчинения. Но они не понимали, что моя миссия предназначалась не для них. Моя миссия всегда заключалась в том, чтобы раскрыть разрушенную природу системы, построенной на лжи, и обнаружить ужасы внутри нее. Мне дали горло, через которое я мог кричать.

— Ты так многого не понимаешь, — начинает он. — Он всегда наблюдал за тобой… издалека, а я — изнутри.

Барет знал о существовании Эроу. В какой степени, я не знаю. Единственное, что я могу предположить, — это то, что Эроу хотел, чтобы все было именно так. Меня всегда оберегали, а истины всплывали в свое время, когда я была достаточно сильна, чтобы принять их. Чтобы поверить в них как в факты.

К счастью, машина, в которую нас посадили, как я и предполагала, более новой модели, и мне остается только ощупывать темное пространство свободной рукой, пока кончики пальцев не нащупают защелку безопасности. Это был урок не от Эроу, а мой собственный навык.

— Как же хорошо иметь старшего брата, — шепчу я про себя, дергая за шнур и открывая замок багажника.