– Сказали, что принял большую дозу какого-то лекарства. Все спрашивали у нас, не больное ли у него сердце. А он на сердце никогда не жаловался. На моих глазах пил только анальгин да но-шпу, когда желудок прихватывало.
– Не помните, кто вел дело?
– Да из нашего районного отделения милиции приезжали. Они как раз напротив располагались, через дорогу. Такой здоровенный дядька, на кабана похож. Не старый, а седой и потный какой-то.
– У Демьянова большая клиентура была?
– Не жаловались, всем работы хватало.
– А картотека клиентов где? Любочка помолчала, потом с осуждением в голосе сообщила:
– Сережка Комаров спер. Сначала милиция все опечатала, ну наши и ушли по домам. Как работать, когда документы под замком? А Сережка не растерялся, выкрал картотеку, потом свое агентство открыл – "Новый двор". Теперь процветает ворюга. А я без работы сижу. Ходила к нему, думала, возьмет к себе. Он губы надул и говорит: "Извини, Любаня, но это аксиома – не работать с секретаршей прежнего хозяина". Сволочь, всех Славиных клиентов прикарманил. Может, еще наше агентство и без Демьянова на ноги бы встало. Но без картотеки нам сразу конец пришел.
Застарелая обида засветилась в ее глазах, и девушка покраснела от злости.
Пообещав созвониться с ней за несколько дней до передачи, я пошла к машине. Пейджер молчал, зато звонил телефон.
– Зачем мобильник покупать, если с собой не носить, – выговорил капитан Евдокимов. – Завтра подъезжай к судебно-медицинскому моргу, забирай Виноградову, не нужна больше.
ГЛАВА 12
В десять утра я стояла на улице Обуха возле входа в грязноватый подвал. Вечером забрала на квартире у Катюши телефонную книжку и попыталась разыскать каких-нибудь ее знакомых, чтобы сообщить о похоронах. В дешевеньком клеенчатом блокнотике набралось от силы двадцать фамилий. Половина из них оказалась клиентами, шившими у Кати юбки и блузки, другие номера принадлежали врачам. Удалось отыскать только одну близкую подругу – Натэллу Саркисян, но та сидела с годовалым внуком на даче. Выданное тело совершенно не походило на милую, довольно молодую женщину. В
Гробу лежала иссохшая старушка с желтоватым лицом.
– Это не она, – запротестовала я.
Санитар деловито отогнул покрывало, глянул на клеенчатую бирку и уточнил:
– Виноградова Екатерина Максимовна, 1959 года?
– Да.
– Забирай, твой клиент.
– Как-то она не так выглядит. Санитар хохотнул.
– А ты чего хотела, после всех экспертиз Мэрилин Монро получить? Давай бери, некогда лясы точить.
В Митинском крематории полная дама в черном костюме покосилась на меня и спросила:
– Последнее слово говорить будем?
– Не надо. Дама согласно кивнула, нажала кнопку, и под звуки Моцарта гроб уплыл за плюшевую шторку. "Прости меня, Катюша, – подумала я, – не будет у тебя поминок, но точно обещаю, что найду твоего убийцу и освобожу Рому".
Неожиданно пошел довольно сильный дождь. И без того гадкое настроение стало еще гаже. Из трубы крематория вился прозрачный дымок, и неожиданно мне представилось, как легкая Катина душа поднимается на небо, оглядывая ясными глазами оставленную землю. И нет на ней никого, кто мог бы помочь Роману, никого, кроме меня.
В задумчивости я побрела к "Вольво". В машине разрывался мобильный.
– Дашута, – сказал Александр Михайлович, – ты куда пропала? Звоню домой – Ирка сообщает, что никого нет, а мобильный все время вещает:
"Абонент временно недоступен". Что происходит? Хотел подъехать к обеду.
Я глянула на часы – половина первого.
– Давай к трем заруливай.
Полковник человек точный. Сказано к трем, значит, ровно к 15.00 машина с мигалкой влетела во двор.
– Ты на работе? – удивилась я. – Вреде суббота…
Приятель хмыкнул.
– Объясни преступникам, что мент тоже человек и отдохнуть хочет.
Мы сели к столу. Обрадованные собаки теснились возле Александра Михайловича, отталкивая друг друга гладкими боками. Каждой хотелось получить свою долю ласки. Полковник принялся запихивать в их пасти куски сыра и тут заметил, что Жюли гуляет по дому в своеобразном виде.
– Слушай! – изумился приятель. – Зачем надели на терьериху памперсы? Я ухмыльнулась.
– Все Хучик, проказник. Хочешь опять мопсотерьерами торговать?
Было у нас недавно чудное занятие. Федор Иванович трепетно любит Жюли. Оказалось, что мопс способен на настоящие чувства. Если в его мисочку кладут обожаемую печенку, он не кидается пожирать ужин, а подзывает Жюли и ждет, пока подруга насытится. Спит он возле дамы сердца и трогательно бросается защищать женушку от парикмахера и ветеринара. Но, как всякий мужчина, Хучик нуждается в материальном подтверждении взаимности. Поэтому два раза в год он необычайно оживляется и от платонических ухаживаний переходит к плотским утехам. Сначала мы не поняли, чем грозит нам страсть Федора Ивановича, и оказались наказаны. Жюли родила восемь очаровательных щенят. Толстенькие тела мопсов, шерсть – йоркширов. Ни до, ни после никто из нас не встречал подобной смеси.