Эта горькая сладкая месть

Одуревшая Ксюша, которой почему-то сразу захотелось спать, вяло открыла конверт и обнаружила там две тысячи стодолларовыми купюрами. Другая бы только обрадовалась, получив такую прорву денег. Но Ксюша почувствовала себя абсолютно несчастной. Унижала небрежность, с какой певица швырнула немалую сумму, словно подала нищенке рубль в метро. Ощущая бесконечную тоску и одиночество, девушка взяла стакан водки, растворила в нем упаковку реланиума и одним махом опустошила емкость. Приятный туман заволок мозги, стало хорошо и тепло.

Пробуждение в палате реанимации оказалось полной неожиданностью, к тому же неприятной. Игорь так ни разу и не появился у жены, зато прибыла Виолетта. Старушка источала любезность и внимание.

– Деточка, – сладко запела она. – Ну как только не стыдно! Из-за какой-то ерунды лишать себя жизни! А о ребеночке подумала? Как девочке без матери жить?

– Это ваш Игорь меня довел, – огрызнулась Ксюша, которую ласковость профессорши мгновенно вывела из себя.

Виолетта всплеснула руками:

– Дорогая, он мужчина, значит – хам. Ты еще такая юная, неопытная! Знаешь, сколько жены от мужей терпят? Похитрей надо быть и за собой следить. Какая хорошенькая была, а сейчас – погляди в зеркало, просто бочка с жиром! Почему не пришла ко мне за советом?

– Как же, – отбивалась Ксюша, – к вам придешь. Светлана Альбертовна меня ненавидит, а вы в магазине встретили и мимо прошли, даже не поздоровались.

Виолетта взяла невестку за руку.

– Светочка очень больна, то, что ты принимаешь за ненависть, просто естественная раздражительность человека, который недомогает. Поменьше надо гордыню тешить. Ну прикрикнула на тебя свекровь разок, а ты не заметь, прости ее. Да я просто не увидела тебя, извини, подслеповата к старости стала. Подошла бы сама да сказала: "Здравствуйте, Виолетта Сергеевна, это я, Ксюша". Что ж ты так себя ведешь, словно у тебя спина стеклянная, не гнется. Проще следует быть. Ну да ладно, выздоравливай спокойно. Возвращайся домой. А Игорь вернется. Либо сам от этой Алины устанет, либо она его выгонит. Ты же пока сядь на диету, сходи в парикмахерскую, да разберись наконец в квартире, там такой срач! Хочешь, найму прислугу, все в порядок приведут, пока ты в больнице?

Ксюша огрызнулась по привычке:

– Зачем ко мне домой лазили? Виолетта горестно вздохнула:

– Не веди себя как злобный волчонок! Дочка твоя там осталась, вот и забрали добрые люди.

– Она не у моей матери? – оторопела самоубийца.

– Нет, твоим родителям пока не сообщили, зачем волновать, – втолковывала профессорша, – и матери не звони, будут потом всю жизнь эту глупость тебе поминать. Слушайся меня, худого не посоветую. Ты теперь от родителей оторвалась, носишь фамилию Павловских и будь ее достойна. Всем говорим, что просто отравилась, перепутала и приняла таблетки два раза перед сном. Так что поддерживай эту версию и больше не дури.

С этими словами жена академика встала и ушла. Обалдевшая Ксюша машинально отметила, что добрая бабушка не принесла никакого угощения: ни соков, ни фруктов, ни минеральной воды. Непонятно, зачем Виолетта приходила ее навещать? Неужели только для того, чтобы предостеречь от звонка матери? Подумав немного, Ксюша решила послушаться. Мать у нее – страшная зануда, может часами зудеть по поводу невычищенных ботинок. Узнав о том, какую глупость совершила дочь, Лидия Сергеевна тут же принеслась бы в Боткинскую и, бесконечно рыдая, начала бы пичкать Ксюшу ненавистным жирным бульоном. Нет, следовало послушаться Виолетту. Ксюша даже почувствовала к старушке что-то вроде благодарности.

Мы покурили еще немного и отправились в палату. Девчонка все-таки плоховато себя чувствовала, поэтому с явным облегчением влезла на допотопную койку и откинулась на плоскую подушку. Я собралась прощаться, как вдруг из коридора донесся гвалт. Двери распахнулись, и в палату ракетой влетела Алина Кармен.

Певица выглядела потрясающе. Длинные стройные ноги упрятаны в высоченные белые лакированные ботфорты. Огненно-красный пуловер спускался ниже бедер, и мне сначала показалось, что дива забыла натянуть юбку. Но потом я заметила узкую полоску материи, изредка выглядывавшую из-под пуловера. Волосы Алины лежали в беспорядке по плечам, тонкая талия была перетянута широким кожаным поясом. На груди позвякивали цепи, цепочки и цепочечки, под стать им и количество браслетов на обеих руках. Источая аромат супердорогих духов "Бушерон", дива затормозила посередине палаты. Надо отдать должное, ее не смутили ни переполненные судна, ни тетка, блевавшая в углу.

Следом за мадам Кармен в комнату влетело человек двадцать. Два крепких бритоголовых мужика с толстыми шеями тащили кульки, из которых вываливались фрукты, куски осетрины, банки с икрой и ананасы. Человек пять безостановочно щелкали фотоаппаратами, без конца мигали вспышки. Остальную свиту составляли восторженные медсестры и врачи. Откуда ни возьмись появилась корзина с цветами, и Алина ринулась к Ксюше.

– Душенька, – завопила певичка, обнимая девчонку, – о, как ты страдаешь!