Эта горькая сладкая месть

Аня Вельяминова жила на улице Кати Мельниковой, рядом со зданием онкологического диспансера. Посмотрев на кирпичный дом, вызывавший самые неприятные воспоминания, я отправилась искать семьдесят вторую квартиру.

На просторной площадке четвертого этажа была всего лишь одна дверь. Подивившись на странный дизайн, я нажала на кнопку звонка. Пару минут спустя появилась девушка с замотанной полотенцем головой и сердито сказала:

– Зачем на час раньше являться? Указано точное время, и, между прочим, мы здесь еще и живем!

Она раздраженно ткнула рукой в глубь апартаментов и довольно злобно буркнула:

– Обувь снимите.

Обнаружив у двери довольно вместительный ящик, набитый тапками, я сначала решила нацепить сменную пару, но потом передумала и пошла искать хозяйку. Девушка сушила волосы феном.

– Ну чего еще, – заорала она, – раз пришли не вовремя, садитесь и ждите в зале, нечего по комнатам бегать!

– Не кричите, – резко оборвала я злючку, – майор Васильева, из МВД, придется ответить на некоторые вопросы.

– Так и знала, – продолжала бушевать девчонка, – сто раз говорила: "Брось дурака валять!" Пойдемте на кухню.

Усадив меня на узенький диванчик, травестюшка тряхнула мокроватыми разноцветными прядками мелированных волос и с чувством произнесла:

– Может, арестуете дурака суток на пятнадцать за незаконную деятельность? Надоели убогие и калеки.

– Кого? – удивилась я.

Выяснилось, что три года тому назад у четырнадцатилетней Ани погибла в катастрофе мать. Отец, весьма удачливый бизнесмен, владелец нескольких бензоколонок, слегка повредился умом после кончины супруги. В день похорон вдовцу приснился ангел, который велел ему заниматься исцелением страждущих. С неангельской злобностью небесный посланник пообещал умершей супруге адские муки, если муж проявит непослушание.

Отец, по словам Ани, словно взбесился. Скупил все квартиры на лестничной клетке и переделал их в огромный зал. Там три раза в неделю собирались больные. Бизнесмен проводил многочасовые "целительские сеансы". И самое интересное: кое-кто почему-то вылечился. После того как парализованный мальчик отбросил костыли и бодро пошагал к выходу, "бензинщик" окончательно уверовал в свое предназначение. Никакие рассказы дочери об истерическом параличе не действовали. Отец принял крещение, повесил в каждом углу по иконе, принялся истово соблюдать посты и требовать от дочери безоговорочного послушания. Денег за сеансы ангел брать не разрешил, поэтому квартиру "мессии" осаждали толпы инвалидов, наивно верящих в выздоровление.

Ане все это надоело до безумия. Магнитофон, видик и телевизор папа выкинул. Чай и кофе называл бесовской забавой. Когда она начинала злиться и кричать, отец только вздыхал, крестился и приговаривал: "Христос терпел и нам велел". Поэтому, увидав майора милиции, девушка обрадовалась, надеясь, что я пришла арестовать папеньку. Пришлось разочаровать дочурку.

– Занимаюсь совершенно иным делом, и мне нужны ваши свидетельские показания, – отчеканила я, вытаскивая блокнот.

Девица поскучнела.

– А чего я сделала? Ничего не знаю.

– Вы лежали не так давно в онкологической больнице?

– Да.

Я вздохнула: такая молодая – и рак! Вот уж не повезло, хотя выглядит совершенно здоровой: волосы блестят, глаза сверкают, щеки словно яблоки!

Как будто услышав эти мысли, девица хихикнула:

– Никакой онкологии нет. Родинку на шее удаляла, мешала очень, а врач велел делать операцию в специализированной больнице.

– Помните своих соседок по столовой? Аня утвердительно кивнула. С Таней Костиной лежала в одной палате. У той тоже оказалась сущая ерунда – небольшая доброкачественная липома, и девочки восприняли пребывание в клинике как дополнительные каникулы. Но провели они там почти месяц. Две недели им проводили обследование, потом шло заживление швов. В отличие от основной массы оперируемых женщин, у них ничего не болело, и девушки бегали по коридорам, строя глазки врачам.

За столом их посадили с Екатериной Виноградовой. Та годилась подружкам в матери, и особого контакта у них не возникло. Катюша приходила вовремя, быстро и аккуратно съедала свою порцию и, вежливо пожелав соседкам приятного аппетита, уходила в палату. Никакие доверительные беседы они не вели. Ограничивались фразами типа "суп пересолен" или "передайте хлеб". Девчонки остались довольны такой соседкой.

– Там столько противных старух лежало, – простодушно сообщила Аня, – они все время ругались и лаялись. А уж ели как! Стошнит поглядеть: чавкают, на стол капают, сморкаются в салфетки. Нам же просто повезло – очень милая, воспитанная женщина, только пожилая! Ну о чем нам разговаривать?

Я усмехнулась, вспомнив, как когда-то тринадцатилетний Аркадий всерьез уверял нас с Наташкой, что застрелится в тридцать лет, чтобы не жить стариком.

Короче говоря, завтрак, обед и ужин протекали в полном согласии. Тем непонятней выглядела Катина истерика.