Тем не менее если вы заглянете в мозг грамотного человека, то увидите, что он функционирует несколько иначе, чем мозг неграмотного, – причем не только когда этот человек читает, но и когда он слушает устную речь. В социальном процессе обучения чтению мозг ребенка перестраивается и в нем создаются новые проводящие пути. И если бы мы не знали точно, что эта когнитивная способность возникла благодаря социальному процессу обучения, то наверняка сочли бы ее генетически унаследованной системой. Однако это не так.
Наш мозг и наш разум могут трансформироваться путем приобретения когнитивных инструментов – инструментов, которые мы можем передавать дальше, снова и снова. Конечно, разумно предположить, что эти когнитивные инструменты должны соответствовать принципам работы нашего мозга – точно так же, как инструмент ремесленника должен удобно лежать в его руке. Однако, судя по всему, мы как вид обладаем примечательной способностью строить и перестраивать набор наших когнитивных инструментов в процессе взаимодействия с другими людьми. Удивительно, насколько похожи между собой детеныши человека и шимпанзе с точки зрения таких навыков, как способность к количественному мышлению и понимание поведения окружающих, – и как сильно различаются взрослые человек и шимпанзе! Начиная с определенного возраста, люди все более активно двигаются по иной траектории развития, отчасти потому что они социально мотивированы к взаимодействию с другими (чего нет у шимпанзе). Вследствие этого эволюционная психология развития стала очень популярной областью исследований – именно она пытается понять, каким именно образом социальные процессы развивают наше мышление.
Культура и социальный мир формируют наш мозг и наделяют нас новыми когнитивными способностями, которые мы можем передавать дальше, развивая культуру. Нам следует думать о мире культуры не как о чем-то совершенно отдельном и отъединенном от нашей биологической сущности, а как о феномене, формирующем нас и передаваемом дальше нашими собственными действиями. И, следуя этой точке зрения, мы больше не должны считать себя охотниками-собирателями, растерявшимися в современном мире. Мы находимся в постоянном развитии, и, возможно, наше представление о том, каким на самом деле должен быть человек, еще слишком ограничено.
Совокупная приспособленность
Мартин Новак
Не так давно мы отметили пятидесятилетнюю годовщину рождения крайне важной идеи совокупной приспособленности, объясняющей, каким образом насекомые создают довольно сложные сообщества и как естественный отбор может приводить к появлению альтруизма в среде родичей. Краеугольный камень социобиологии, эта идея была выдвинута в работе английского эволюционного биолога Уильяма Гамильтона, написанной в 1964 году. Автор дал следующее определение понятия:
Совокупную приспособленность можно представить в виде личной приспособленности, которая выражается у индивидуальной особи в производстве доживающего до зрелости потомства, после того как эта приспособленность была сначала отделена от индивидуума, а затем вновь соединена с ним определенным образом. Эта приспособленность лишена всех компонентов, которые могут рассматриваться как возникшие под влиянием социального окружения индивидуума, то есть остается лишь приспособленность, которая могла бы выразиться, если бы не существовало ни позитивного, ни негативного влияния среды. Затем это значение корректируется на величину коэффициентов позитивного и негативного влияния, которое сам этот индивидуум оказывает на степень приспособленности своих соседей. Эти коэффициенты отношений описывают степень близости и влияния: они могут быть равны единице для клонов, половине для братьев и сестер, четверти для сводных братьев и сестер, одной восьмой для двоюродных, … и, наконец, равны нулю для всех соседей, отношения с которыми могут считаться пренебрежимо малыми[95]
.Современные формулировки теории совокупной приспособленности используют различные значения коэффициентов родства, однако все остальные аспекты определения Гамильтона сохранились в неизменном виде.