– Ты лжец! – рассмеялся Майк, давно перестав видеть в Самерсфилде начальника, относясь к нему, как к старому доброму другу. – Может быть, она всё ещё и одна, но о том, что интересуется мной… – он снова рассмеялся. – Да я даже имени её не знаю!
– Вестл Блингхем, – сказал Самерсфилд, продолжая изображать хитрого лиса. – И не надейся, что сможешь забыть о приёме. В конце недели я тебе напомню, – они расстались и вплоть до вечера пятницы не возвращались к этому разговору.
Майра, которую Лаверн навещал каждую неделю, снова пожаловалась, что от Фелиции по-прежнему нет писем. Лаверн вспомнил Терри Уикета и с сожалением отметил, что намеченный на выходные поход в бар Дювейна придётся отменить. Стефани пела так сладко, что иногда ему начинало казаться, что он снова наблюдает за её сестрой. Пару раз он пробовал встретиться с ней и спросить о Фелиции, но Стефани уходила, не скрывая пренебрежения.
– Тебе не кажется, что пора отступиться от неё? – сказал как-то Терри Уикет.
– Кажется, – согласился Лаверн, но что-то необъяснимое продолжало сдерживать его, словно невидимые нити, протянувшиеся, казалось, до самого Бродвея, или где там сейчас эта странная женщина?
Кей Лири – маленькая пышногрудая блондинка, с которой познакомил Лаверна Уикет, не принесла желанного забвения. Лаверн смотрел на неё и думал о чём угодно, кроме того, что перед ним женщина.
Нет, он не падал духом, не отчаивался, не томил себя ожиданием, но почему-то настырно продолжал ждать, словно Фелиция, словно эта женщина, благодаря которой он оказался в этом мире, имеет власть над его будущим.
Несколько раз Лаверн приходил к дому, дверь которого вела в девяностые. «Что если вернуться и попытаться узнать, что произойдёт дальше?» – думал он с неподкупностью детской наивности, но, вспоминая, в каком состоянии уходил из того далёкого мира, отметал даже возможность подобного действия.
Он возвращался домой и настырно продолжал ждать письма, не отдавая себе отчёта в том, что это: любовь или неизмеримая благодарность. Фанни Вудс и мир, позволивший ему продлить жизнь, были словно одним целым, и одно не представлялось без другого.
«Что если, забыв о ней, предав её, я предам весь этот мир?» – думал Лаверн. Редкие сны о девяностых, приходящие долгими ночами, усиливали в нем эту уверенность. Что если однажды он проснётся и увидит себя в больнице, умирающего, обессиленного?
Поэтому, просыпаясь по утрам и видя, что за окном мир, где он здоров и полон сил, Лаверн был так счастлив, что ни одна печаль не могла затмить это желание жить. Если бы ещё написала Фанни. Хотя бы коротко, не как возлюбленная, а как добрый друг, навсегда оставшийся в памяти. Не нужно заверений в верности и клятв. Не нужно любви и нежности. Просто пара строк. Но Фанни, кажется, сбежала из этого города, вычеркнув из памяти всё, что было, точно так же, как сам Лаверн сбежал из девяностых, приняв потерю прежней жизни как должное. Терри Уикет как-то сказал, что слышал, якобы Стефани и Брюстер стали жить вместе, и Лаверн подумал, что теперь уж точно для Фанни ничего не осталось в этом городе.
– Рад, что ты всё-таки решился! – похвалил его Самерсфилд в воскресенье вечером.
На званом ужине было людно, но Лаверн невольно пытался отыскать глазами Вестл Блингхем. Несмотря на то, что редактор «Требьюн» клятвенно пообещал ему не способствовать в предстоящем свидании, Лаверн не верил ему. Скорее всего, девушка уже выслушала долгий рассказ о влюблённости Лаверна и думает, что он только и мечтает, что о свидании с ней.
– Тебе показать её? – вкрадчиво предложил Самерсфилд, взял Лаверна под руку и провёл в просторный зал.
Девушка стояла у окна, тихо перешёптываясь с подругой, не обращая внимания ни на что, кроме разговора. Её бесцветные брови хмурились, создавая небольшую морщинку у переносицы. Причёска была настолько простой, что волосы подруги, с которой она говорила, выглядели до неприличия броско в своей замысловатости. Тонкие бледные губы изредка обнажали ряд бледных, не совсем ровных зубов. Скромное платье делало её тело серым и неприметным. Румянец, заливший её болезненно серые щёки, был настолько бледным, что в его естественности не возникало сомнений.
– Сам подойдёшь или помочь? – поторопил Лаверна Самерсфилд.
– Ты говорил ей обо мне?
– Немного, – редактор беспечно пожал плечами и добродушно улыбнулся. – Знаю, что не первый сорт, но после твоей красотки отвлечься от шика пойдёт только на пользу.
Они подошли к девушкам, потратив около получаса на ничего не значащие любезности. Когда к ним присоединился Том Клеменца – муж Донны, подруги Вестл, – Самерсфилд хитро, не вызывая подозрений, увёл их, предоставив Лаверну свободу действий. Он стоял напротив Вестл и думал, что в ней что-то есть. По крайней мере редактор оказался прав: нужно забыться от Фанни, и Вестл подходила для этого как нельзя лучше.
– Так вы, значит, друг Самерсфилда? – спросила она. Лаверн рассмеялся, вызвав недоумение. – Не понимаю, что тут забавного, – обиделась Вестл. Серая и неприметная. Она начала нравиться Лаверну за свою наивность.