Центральная опытная станция Отдела прикладной ботаники располагалась в Детском Селе (бывшем Царском). Как помнит читатель, в декабре 1920 года вавиловскому Отделу была предоставлена бывшая усадьба великого князя Бориса Владимировича. Эта усадьба и земельный участок, как мы помним, сильно содействовали тому, что Вавилов принял окончательное решение – переезжать в Петроград и взять на себя руководство Отделом прикладной ботаники.
Однако бывшая резиденция великого князя не пустовала: ее
Не менее срочной и важной была битва за легализацию Нью-Йоркского отделения. Вавилов еще был в Западной Европе, когда Бородин стал бомбардировать его сообщениями, что оставленные ему деньги иссякают, он должен будет прекратить операции. Вернувшись в Питер и едва распаковав чемоданы, Вавилов едет в Москву К счастью, к его американской поездке здесь большой интерес. Он выступает с докладами в Наркомземе, в Петровке, в разных научных и хозяйственных организациях. И не упускает случая рассказать о созданном им Нью-Йоркском отделении, подчеркнуть важность и полезность того, что им уже сделано и будет сделано в ближайшее время. Рассказать было о чем, ибо от Бородина шли грузы с семенами, литературой, оборудованием. Вавилов мог с чистой совестью говорить и писать: «Нью-Йоркское отделение оправдало блестяще свое существование. Им собрано со всех штатов Америки и частью из других стран огромное количество сортов растений и переслано в Россию, собрана огромная литература со всех опытных станций, установлено общение не только с Соединенными Штатами и Канадой, но и с другими странами. В полном смысле слова оно сыграло роль для русских опытных и сельскохозяйственных учреждений окна в мир»[198].
Союзником Вавилова в Наркомземе стал начальник Отдела защиты растений (ОЗР) Алексей Митрофанович Пантелеев. Пантелеев был сыном генерала, поступил в Петровку после окончания Кадетского корпуса – в том же 1906 году, что и Николай Вавилов, так что они были дружны со студенческих лет[199]. В бюрократической неразберихе того «исторического момента», при тотальном безденежье, на балансе ОЗР оказались избыточные валютные средства, и Пантелеев охотно предоставил их для Нью-Йоркского отделения. 19 апреля Николай Иванович сообщал Бородину еще об одном выигранном сражении: «Я уже писал и телеграфировал Вам о том, что удалось закрепить Нью-Йоркское отделение прикладной ботаники на весь 1922 год из кредитов Наркомзема в сумме 26 тысяч золотых рублей. Эта сумма сравнительно большая, больше той, которую мы с Вами намечали в Нью-Йорке, и ее с избытком должно хватить на Ваши поездки в Аляску, Канаду, Перу, Чили и Москву. Одним словом, Вы счастливейший человек из смертных»[200].
Правда, он тут же предостерегал от «головокружения от успехов», напоминая, что счастье бывает обманчиво и недолговечно: «Я не могу Вам при настоящих условиях гарантировать прочное существование Нью-Йоркского отделения и на 1923 год. Финансовое положение в России отчаянное, и возможно, что с июня-июля месяца большая часть казенных учреждений будет ликвидирована. Это обстоятельство учитывайте во всех Ваших построениях»[201].
Ситуация менялась быстро, и 13 августа Вавилов уже писал, что вводит Нью-Йоркское отделение в смету на 1923 год, «но условие, без которого не соглашусь проводить смету, – “Полевые культуры Северной Америки”. Это книга, которая совершенно необходима и которая пополнит Вашу работу по интродукции»[202].
В полушутливой угрозе коренилось то, что больше всего их разделяло.
Написав книгу «Полевые культуры юго-востока», Вавилов замыслил привлечь широкий круг ботаников и растениеводов для подготовки серии таких книг – по другим сельскохозяйственным регионам России, а в перспективе и всего земного шара[203]. При первой же встрече он предложил Бородину подготовить книгу о полевых культурах Соединенных Штатов и Канады. Это задание он считал наиболее важным и не уставал напоминать о нем. Бородин был ошеломлен такой системой приоритетов. Позднее он писал: