Исследовательский институт мозга Оскара Фогта; отделом генетики и биофизики в нем руководил Н.В. Тимофеев-Ресовский, выходец из России, ученик Н.К.Кольцова и С.С.Четверикова. Тимофеев был одним из первых ученых, указавших на то, что открытое Мёллером мутагенное действие рентгеновских лучей может быть опасным для человека, в частности для врачей-рентгенологов.
Совместная работа и близкое общение Мёллера и Тимофеева доставляло обоим огромное удовольствие. Тимофеев подумывал о работе в США, но Мёллер рассказывал ему, как загнивает американский капитализм после биржевого краха 1929 года, как сокращаются ассигнования на науку, как закрываются научные центры и лаборатории… Тимофеев-Ресовский не стал искать места в Америке.
Тут грянуло 30 января 1933 года: к власти пришли нацисты. Мёллер стал свидетелем поджога Рейхстага, чудовищного судилища над болгарским коммунистом Георгием Димитровым, разнузданной кампании против евреев…
Ночью 15 марта группа молодчиков ворвалась в Институт Фогта, учинила разгром и повальный обыск. Мёллера увели, но на следующий день отпустили. Разбойные акции гитлеровцев для Мёллера были наглядным подтверждением «общего кризиса капитализма». Упования на прогресс и лучшее будущее человечества он еще теснее увязывал с «первой страной социализма».
Когда Вавилов, на пути из южноамериканской экспедиции, остановился в Берлине, разговор у них был конкретный. Николай Иванович предложил Мёллеру возглавить Отдел проблем гена и мутаций в Институте генетики. Тот сразу же согласился. После того как Вавилов уладил дипломатические, визовые, административные формальности, Мёллер приехал в Ленинград.
Николай Иванович чувствовал себя именинником: заполучить такого орла мировой генетики многое значило! По его предложению Мёллер был избран членом-корреспон-дентом Академии наук.
В следующие годы в лаборатории Германа Германовича (так он просил себя называть) прошла научную школу плеяда талантливых учеников. В их числе будущие выдающиеся генетики Иосиф Абрамович Рапопорт и Раиса Львовна Берг.
В ее мемуарной книге «Суховей» названы еще несколько учеников Мёллера, весьма перспективных, но погибших на войне.
Юлий Керкис вспоминал, что Мёллер, «будучи, с одной стороны, человеком крайне левых убеждений, а с другой – исключительно эмоциональным и живым, старался при каждом удобном случае поделиться переживаниями с окружающими его людьми. <…> Мёллер очень не любил одиночества, он всячески стремился проявить свою активность везде, где считал это возможным для себя. Делал он это с позиций искреннего друга Советской власти, увидевшего своими глазами все “прелести” начинающегося фашизма в Германии. <…> Многие искали с Мёллером контактов, причем для всех он находил время. Мёллер тяготился плохим знанием русского языка (по-английски и по-немецки говорили у нас тогда немногие) и активно искал общество, с которым он мог общаться на родном языке. Такое общество, кроме всегда очень занятого Вавилова, он нашел в лице тогдашней сотрудницы ВИРа Елены Карловны Эмме»[693].
Е.К.Эмме, как мы помним, была на
Ю.Я.Керкис: «Вавилов был с Мёллером предельно близок. Он хорошо понимал, что эта общительность Мёллера не будет нравиться органам надзора, но <…> не считал нужным и возможным как-либо ущемлять Мёллера в свободе поведения. Это же относилось и к повышенному интересу Мёллера к женскому полу. В семье у него явно что-то не ладилось, и он искал выхода своему темпераменту на стороне. В конце концов он нашел его в лице милой девушки-англичанки, принятой Вавиловым на работу в качестве секретарши и машинистки для Мёллера. Вся эта ситуация не вызвала никаких волнений ни у Вавилова, ни у меня, так как Мёллер был с нами обоими вполне откровенен, не исключая своих личных дел. Меня и Вавилова это даже несколько шокировало и удивляло. Но таков был Мёллер со своей поражавшей всех прямотой, эмоциональностью и темпераментом».
В семье Мёллера не просто «что-то не ладилось». Увлеченный наукой, он в свое время не заметил, как у жены завязался роман с его учеником из Аргентины, Офферманом. Когда тайное стало явным, Мёллер был потрясен и даже покушался на самоубийство, – его чудом удалось спасти. Он не удалил Оффермана, а сделал его своим ассистентом и вместе с женой и сыном привез в Россию. Потому и искал «выход своему темпераменту».
Ю.Я.Керкис: Мёллера возмущала «атмосфера на философском фронте, особенно в отношении оценки ламаркизма и начавшаяся уже тогда критика основ генетики подымавшимися в гору Лысенко и окружавшими его философами типа недоброй памяти Презента…