Эта короткая жизнь. Николай Вавилов и его время

Еще весной 1911 года, то есть до того, как познакомился с литературой по иммунитету, Вавилов, на Селекционной станции Петровки, приступил к обследованию посевов 350 сортов овса и 650 сортов пшеницы.

Тысяча сортов – это тысяча делянок. Их обход он начинал с восходом солнца и продолжал до тех пор, пока глаз еще мог различать бурые пятнышки ржавчины на листьях растений. Сеновал рабочего Селекционной станции Нила Ивановича Хохлова, на котором хозяин разрешил ему ночевать, редко оставался пустым. Николай так мало бывал дома, что у его племянника А.Н.Ипатьева сложилось впечатление, будто он постоянно жил в Разумовском. Зато его редкие приезды домой всегда характеризовались «веселым шумом, который он привозил с собой».

От описания степени поражаемости отдельных сортов Вавилов переходит к скрещиваниям иммунных форм с поражаемыми, чтобы по характеру расщепления гибридов судить о наследственной структуре исходных форм. Чуть ли не единственным исследователем, который до Вавилова ставил такие опыты, был британский профессор Биффен. Он утверждал, что расщепление по иммунитету укладывается в простое менделевское правило – 3:1. В опытах Вавилова получались гораздо более сложные соотношения.

Вавилов впоследствии вспоминал, что, убедившись в неправоте Биффена, он, «как Фома неверующий», усомнился даже в самих законах Менделя… Но соотношения по другим признакам показывали, что законы Менделя незыблемы. Значит, за иммунитет отвечает не одна, а несколько пар генов, и не только рецессивных, но и доминантных.

Через год он будет в Англии и расскажет о своих расхождениях с Биффеном его учителю Бэтсону. Будет спорить и с самим Биффеном, но тот останется при своем мнении.

От пшеницы и овса Вавилов перешел к другим злакам, затем к бобовым, плодовым, огородным… В орбите его исследований лен, виноград, розы. Он стремился охватить как можно больше культур. Тысяча делянок превращалась во многие тысячи.

Он любил черновую работу по добыванию научных фактов. Впоследствии, когда Николай Иванович Вавилов стоял во главе сельскохозяйственной науки страны и за массой дел не мог постоянно вести эксперименты, лучшим отдыхом для него было поработать в лаборатории или на опытном поле. Да и сам он говорил, выступая в 1938 году перед аспирантами: «Я, вероятно, больше всех вас катаюсь по всем нашим отделениям, два раза был в Отраде Кубанской, две недели сам сеял. Я привык всё сам проделывать, все операции до посева включительно».

Привык!.. Он мог бы добавить, что привычка у него старая – с первых самостоятельных шагов в науке.

Справедливость, впрочем, требует сказать, что в Петровке у него были помощники. Точнее, помощницы: Ольга Вячеславовна Якушкина и Александра Юльевна Тупикова-Фрейман. Обе работали преданно и самоотреченно.

«Природа <…> дает ответ каждому, кто умеет ее спросить. И перед натуралистом встает большой основной вопрос – сумеет ли он спросить природу?» Так говорил старший современник Вавилова русский ботаник В.М.Арнольди.

Николай Вавилов сумел спросить природу – ответы посыпались сами.

Оказалось, что грибы-паразиты строго специализированы по растениям-хозяевам. Каждая форма гриба избирательно поражает один род, или один вид, или одну разновидность растений. Но уж этот свой объект умеет отличить точно – не хуже самого опытного ботаника.

…Идя от растения к растению, от одного вида грибов к другому, Вавилов разрабатывал физиологическую, как он ее называл, а правильнее сказать – генотипическую теорию растительного иммунитета (так назвал ее впоследствии профессор П.М.Жуковский).

4.

Но не всё в складывавшейся теории было гладко.

В каталоге образцов Селекционной станции Петровки под № 173 значилась «персидская пшеница». Она была получена от немецкой семеноводческой фирмы «Гааге и Шмидт». По ботаническим признакам она относилась к виду мягких пшениц.

Можно представить себе, как, пряча в усы усмешку в очередной свой приезд в Петербург, Вавилов показывал растеньица персидской пшеницы Константину Андреевичу Фляксбергеру.

– Типичный Triticum vulgare, – определил «заведующий пшеницей», посасывая трубку и недоумевая: такой способный практикант задает столь элементарные вопросы.

Константин Андреевич с обычной невозмутимостью раскрыл свою пухлую книгу. Показывая записи и рисунки и выпуская струйки сизого дыма, стал терпеливо растолковывать, почему эту яровую черноколосую расу следует относить к виду мягких пшениц.

– Значит, Triticum vulgare? – переспросил Вавилов, хитровато пряча усмешку

– Так точно, дорогой коллега, vulgare, можете мне поверить!

Вавилов не поверил.

Он уже выявил, что персидская пшеница устойчива к грибку мучнистой росы, а этот грибок всеяден: он не замечает сортовых различий, не щадит никаких форм мягких пшениц. И вот – одна непокорная!