Эта покорная тварь – женщина

— Не клянись, потаскуха, и довольно извиняться,— оборвала девочку Клервиль, безжалостно ущипнув ее за грудь.— Виновна ты или пет - это уже не имеет никакого значения, потому что я должна развлечься. Ничтожные создания вроде тебя годятся только для того, чтобы доставлять удовольствие таким женщинам, как я.

С этими словами Клервиль принялась щипать самые нежные и уязвимые места прелестного тела жертвы, а та испускала пронзительные вопли, которые, впрочем, тут же таяли во рту распутницы. Пыл ее возрастал с каждой секундой, она изрыгала самые грязные ругательства, которые больше напоминали спазматические приступы ярости; она повалила девочку на кушетку, жадно обследовала ее зад, широко раздвинула ягодицы и вонзила в отверстие свой язык, потом принялась кусать юное тело; несчастная корчилась, стонала и кричала все громче и вдруг испустила нечеловеческий вопль, немало позабавивший мою подругу; она расхохоталась тем грубым хохотом порочных людей, в котором больше злобы, нежели веселья.

— Ах ты, моя лесбияночка, сейчас я сдеру с тебя всю шкуру,— говорила она сквозь смех,— клянусь потрохами всевышнего, этот маленький сосуд вонючего дерьма сейчас превратится в кровавое месиво.

Она взяла связку розог, левой рукой обхватила девочку за грудь и положила ее животом на свое колено так, чтобы маленький и трогательный в своей беззащитности зад оказался в самом удобном положении; какую- то секунду Клервиль сосредоточенно молчала, точно размышляя о чем-то или собираясь с мыслями, потом, не сказав ни слова, принялась за дело и нанесла около тридцати сильных, с оттягом, ударов, распределенных с таким искусством, что скоро каждая пядь свежей трепетно-розовой девичьей плоти покрылась взбухающими на глазах красными полосками. Вслед за тем подозвала к себе, одну за другой, остальных девушек, и каждая, повинуясь се приказу, поцеловала ее сначала в губы, облизала ей ягодицы, вставила язык в ее задний проход, где несколько раз повращала им, а в довершение всего каждая смирительно поблагодарила злодейку за справедливость и сообщила дополнительные сведения о дурном поведении жертвы. Когда подошла моя очередь, я расцеловала ее таким же образом, так же, языком, совершила с ней содомию, попросила наказать девочку по заслугам и разожгла в ней настоящую ярость. Когда я целовала ее в губы, она велела наполнить ее рот слюной и мигом проглотила ее, затем вернулась к прерванному занятию, осыпав девочку градом новых жестоких ударов, которых я всего насчитала сто пятьдесят. Клервиль приказала всем остальным служанкам облизать зад девочки, превратившийся в сплошную кровавую рану, и вливать кровь себе в рот, а потом долго целовала меня в губы своими окровавленными губами. Наконец, она остановилась и обратилась ко мне:

— Я изнемогаю, Жюльетта. и должна предупредить тебя, что пощады этим тварям не будет.

После таких слов она оставила свою жертву в покое и в знак благодарности заставила ее облизать свой анус и свою вагину. 

— Очень хорошо,— сказала она, указывая на вторую,— Кажется, сейчас твоя очередь. Иди же сюда, сука.

Девушка, еще не пришедшая в себя после всего увиденного ужаса, вместо того, чтобы повиноваться, отпрянула назад. Однако Клервиль, ничуть не расположенная к великодушию, схватила строптивую за волосы и несколькими сильными пощечинами призвала ее к порядку.

— Ого,— усмехнулась она, когда вторая жертва разрыдалась,— это мне нравится больше.

Поскольку вторая девушка — прелестное шестнадцатилетнее создание — уже имела вполне сформировавшиеся формы, Клервиль стиснула ее груди обеими руками и держала до тех пор, пока бедняжка не закричала от боли; затем несколько мгновений страстно кусала их.

— А теперь,— проговорила она, задыхаясь от вожделения,— поглядим на твою задницу.— Эта часть тела привела ее в полнейший восторг, и прежде чем обрушить на нее свою ярость, она воскликнула: — Что за чудо, эти щечки!

Покачав от восхищения головой, Клервиль прильнула к ягодицам, уткнулась в это чудо Природы и целую минуту сосала отверстие; вслед за тем перевернула девочку на спину, облобызала ей клитор, потом быстро снова перевернула на живот. На этот раз она стала бить не ладонью — сжатым кулаком обрабатывала она хрупкое тело до тех пор, пока оно не стало черно-синим от бедер до плеч.

— Разрази гром мои потроха! — кричала она,—Я схожу с ума! У этой стервы самая прекрасная жопка, какую я только видела.