КСТАТИ:
«Лидочка рыдает.
— Ну скажи мне, девочка моя, кого ты любишь.
Я отнимаю ее маленькие руки от ее заплаканных глаз, целую ее в губы и говорю, стараясь придать голосу величайшую нежность:
— Скажи мне, твоей сестре, кого ты любишь.
И вдруг Лидочка вскрикивает:
— Тебя!
И опять падает ничком на кушетку, уронив руки, как плети, и опять рыдает.
— Опомнись, Лидочка! — говорю я.—Как ты можешь плакать от любви ко мне. Я твоя сестра, я тоже тебя люблю, нам ничто не мешает любить друг друга. О чем же твои слезы?
— Я люблю тебя иначе, иначе,— кричит Лидочка.—
Я в тебя влюблена. Я без тебя жить не могу! Я хочу тебя целовать! Я не хочу, чтобы кто-нибудь владел тобою! Ты должна быть моя!
— Подумай,— говорю я, стараясь придать всему оборот шутки,— сестрам воспрещено выходить замуж за братьев. А ты требуешь, чтобы я, твоя сестра, женилась на тебе. Так, что ли, дурочка?
Лидочка скатывается с кушетки на пол и на полу кричит:
— Ничего не знаю! Знаю только то, что люблю тебя! Люблю твое лицо, твой голос, твое тело, твои ноги. Ненавижу всех, кому ты даешь себя целовать! Ненавижу Модеста! Затопчи меня насмерть, мне будет приятно. Убей меня, задуши меня, я больше не могу жить!
Лежа на полу, она хватает меня за колени, целует мои ноги сквозь чулки, плачет, кричит, бьется.
Я провозилась с Лидочкой часа два. Чтобы ее успокоить, я дала ей десяток разных клятв и обещаний, какие она с меня спрашивала. Поклялась ей, между прочим, что, по смерти Виктора, не люблю никого, и в частности не люблю Модеста.
— Он — противный, он — злой,— твердила Лидочка сквозь слезы.— Ты не должна его любить. Если ты будешь его целовать, я брошусь из окна на тротуар.
Я поклялась, что не буду целовать Модеста.
В общем, нелепое приключение! Быть предметом страсти своей родной сестры — это ситуация не из обычных. Но отвечать на такую любовь я не могу никак. Всегда связи между женщинами мне были отвратительны».
И финальные строки повести:
«Лидочка едет со мной. Ее преданность, ее ласковость, ее любовь — последняя радость в моем существовании.
О, я очень нуждаюсь в нежном прикосновении женских рук и женских губ».
Вот, собственно, и все основания для ареста номера весьма уважаемого журнала.
И все это на фоне массированной и почти безнаказанной
пропаганды всеобщего насилия, проводимой большевиками в то время.
О времена, о нравы!..