Эта русская

– Русист. Вам приходится по работе часто встречаться с русскими. Встречаться с ними. Говорить. Узнавать, что они думают. Эта вот сегодня. О чем она говорила? Из этой бумажонки, которую нам подсунули, ничего понять невозможно.

– Действительно, – согласился Ричард. Ему приходилось прилагать огромные усилия, чтобы не забыть, что он, собственно, пришел за Анной и не должен отвлекаться. Он попытался встряхнуться. – Ну, там о России, знаете, о стране…

– Наверное, о том, какая это нищая страна, да? Ну, вы понимаете. Все нищие. Ни у кого нет денег.

– Да, конечно, это всегда было великой…

– Я так и знал. Догадался. Но если они там все такие бедные, как сами говорят, а я им верю на слово, чего ж не верить, хотелось бы знать – кто в этом виноват.

– Видите ли, там никогда…

– Деньги, деньги, деньги, вот где собака зарыта. Все, что им нужно, это наши деньги. Сколько лет они пытались забрать их у нас силком, а теперь, когда забрать кишка тонка, лезут сюда и просят с ними поделиться. Вот и вся история.

Последняя фраза Ричарда добила, хотя предыдущие он счел вполне естественными в устах человека, притащившегося на подобное сборище. Он открыл было рот, чтобы сказать, что с удовольствием обсудит все это попозже, но тут понял, что может с тем же успехом просто убраться восвояси, – и убрался. Впрочем, убрался недостаточно далеко, попав из огня да в полымя, в котором оказалось и вовсе жарко и тесно, ибо тут толпились госпожа Бенда, профессор Радек, госпожа Полинская, госпожа Стржебни, господин Клейн и иже с ними, – всех их он, по всей видимости, видел и раньше, и все они, по всей видимости, даже слишком хорошо знали, кто он такой. Они засыпали его вопросами по-русски – ну разве не восхитительный вечер, разве не изумительно читала эта очаровательная девушка, разве не восстал призрак былой России, разве не очевидно, разве не обнадеживает? Да, отвечал Ричард, восхитительный, изумительно, восстал, очевидно, обнадеживает. Когда он попытался двинуться дальше, выяснилось, что он совершенно затерт среди представителей дореволюционной России во главе с госпожой Бендой.

– Вы сбежали из моего дома не попрощавшись, – заявила она, хлопая глазами, чтобы показать, что на самом деле не сердится.

– Простите, я потом звонил, оставил сообщение, а вы его, видимо, не получили.

– Да еще и похитили прелестную девушку, чьими восхитительными стихами мы только что так наслаждались.

– В них, безусловно, чувствуется дух матушки России, какой она была много веков назад. – Ричард позволил себе сопроводить эту стильную увертку внутренним смешком.

– Неудивительно, что сегодня вы опять оказались здесь, негодный вы человек, а мы-то думали, вы благопристойный женатый мужчина, вечно корпящий над книгами. Ай-ай-ай, доктор Визи. – И так далее.

Уже в самом начале этой жутковатой пикировки Ричард заметил, что Анна озирается во все стороны, кроме нужной, потом она отвернулась и собралась уходить, и у него перехватило дыхание. Ему же пришлось оставаться на месте, чтобы госпожа Бенда могла выжать все до последней капли из того редко выпадавшего отрезка времени, когда она оказывалась вне стен своего дома, в некоем бледном, облупившемся слепке с реального мира. Поэтому он ответил глуповатой улыбкой, понурил голову с деланным покаянием и позволил и дальше обзывать себя негодным человеком, но потом, внезапно, негаданно, все вдруг наладилось, она сказала, что не станет его задерживать, что они скоро опять увидятся, и он нагнал Анну, как раз когда она выходила из зала вместе с Криспином и свитой из ученых мужей. И тут, едва Ричард появился, Криспин проговорил: «Спокойной ночи, Анна, увидимся утром» – и решительно погнал свиту вперед. Будто бы кто-то нарочно… Ричард потерял нить мысли.

– Поздравляю, – сказал он.

– Все прошло нормально?

– Ты выглядела восхитительно.

Они с энтузиазмом поцеловались, впрочем, ни тому ни другой не свойственно было забывать, где они находятся, а находились они в этот момент в своего рода покатом туннеле, соединяющем конференц-зал с внешним миром, туннеле, выстланном предательски-морщинистым дерюжным ковром, на стенах – не первой свежести объявления и выцветающие надписи, а в дальнем конце – закуток, содержащий скрюченную фигуру привратника, неизвестного Ричарду и не отличающегося от прочих смертных ни биркой, ни формой, разве что источающего свойственную его клану злобность. У самой входной двери, внутри и снаружи, маялись без особой надежды четыре-пять детишек с альбомами для автографов и парочка пожилых дам с фотоаппаратами. Они сомкнулись вокруг Анны, правда, надо сказать, без особого рвения.

– Кто? – осведомилась одна из девчушек у Ричарда, как у человека на вид более обыкновенного.