Эта русская

Прежде чем она успела пошутить или пококетничать на предмет того, какое нетерпение он проявил вчера вечером, он ответил:

– Ну, на самом деле очень скучно, хотя, впрочем, не так уж плохо. – И он стал рассказывать про ресторан, а потом про госпожу Бенду, про ее диковинное жилище, где собралась целая компания иностранцев, в основном стариков.

– Бедняжечка, и тебе пришлось разговаривать с ними по-русски?

– Вовсю. Но это, в общем, было далеко не самое тягостное.

– Ну, я себе представляю. А твоей приятельницы Анны там, сколько я понимаю, не было?

Ричард, и так уже вымотанный непривычной для него необходимостью говорить недомолвками, чуть было не ударился в панику. Он вспомнил обрывок телефонного разговора, который подслушала Корделия, – истолковать его можно по-всякому. Правда, если понимаешь по-русски. Может, она тайком выучила русский именно для такого случая? Нет. Может, обладает телепатическими способностями? Нет – по крайней мере, они никогда не проявлялись. И все-таки вряд ли последний вопрос был задан наобум.

После паузы, длившейся, в его субъективной реальности, час или два, он выдавил из себя:

– Нет, увы, такой удачи мне не выпало.

Впрочем, еще до того, как он заговорил, Корделия, похоже, утешилась, – вернее, расстроилась по какому-то другому поводу. Она окинула кухню придирчивым взглядом.

– А как у тебя? – спросил Ричард.

– У меня? А, ты имеешь в виду вчерашний вечер. Ну, было так же скучно, как и тебе, если верить твоим рассказам. – Она сделала паузу, словно прислушиваясь, не заурчит ли у него в животе. – Не считая, пожалуй, одной очень интересной вещи – то есть, может, из нее выйдет кое-что интересное, а может – одни мучения. Помнишь Летис Хейр? – Снова пауза, он кивнул головой. – Она стала очень большим и важным человеком. Представляешь, попала в Хорнера. – На сей раз, вместо того чтобы кивнуть, он просто нагнул голову и доверился Господу. – В журнал «Хорнер и Принцесса». Летис сказала, может быть, моя кухня подойдет для материала, который они готовят. Вчера вечером я ответила, да, замечательная идея, а вот сейчас чего-то засомневалась. А ты как думаешь?

Ричард довольно быстро сообразил, о чем именно она хочет знать его мнение, и принялся добросовестно облекать это мнение в слова, попутно гадая, с таким же ли чувством юмора относятся другие мужчины – Тристрам Халлет, например, – к разговорам со своими благоверными. Он сделал скидку на то, что эта кухня очень многое значит для Корделии, поскольку она сама ее создала. Он до сих пор помнил свое удивление, когда отец одноклассника, владелец большого земельного участка, заявил, что выкорчевал лес на нескольких акрах, перенес дорогу на другую сторону холма и соединил два берега реки мостом с двухполосным движением. Впоследствии, став лингвистом, он понял разницу между первичной и вторичной предикативностью, однако это не мешало ему иногда, как вот сейчас, представлять себе Корделию в спецовке, размывающей кухонный потолок или трамбующей свежий цемент на полу. Занятно, что, несмотря на рабочую одежду, она в его воображении никогда не снимала своих браслетов.

Эти воспоминания все еще вертелись у него в голове, пока он поспешно собирался, надеясь, что спешка останется незамеченной, когда уселся в «ТБД» и тронулся в путь. Благодаря пробкам по дороге к Карет-стрит у него образовалась уйма свободного времени, заставив предаться непрошеному самокопанию на предмет о том, какого лешего он соврал жене о своих отношениях с Анной Даниловой и что бы все это значило. В тех немногих и теперь уже очень давних случаях, когда он оказывался в подобной ситуации, он всегда умудрялся обойтись без лжи, прибегая к испытанному приему всех мужей: говорить правду, и только правду, но ни за что не выкладывать всей правды до конца. А ведь в те времена действительно были поводы не говорить всей правды. Сейчас же, от растерянности и страха, а может, просто от отсутствия практики, он взял на душу сразу два греха против истины: откровенную ложь и перспективу все новой и новой лжи в будущем, и ради чего? Всего-то чтобы прикрыть тайные мыслишки о женщине, до которой он и пальцем не собирался дотрагиваться, даже когда меньше чем полсуток назад сидел с ней рядом в такси. Доктор Вейси даже не попробовал пирога, а уже успел измазаться вареньем. Почему? Какая теперь разница – любой мужчина в такой ситуации…

Пристроив «ТБД» на стоянке, Ричард торопливо зашагал по Карет-стрит, пересек институтский дворик и вступил в ожидавший лифт, в котором уже возвышалась бородатая фигура Тристрама Халлета. Он выглядел бледнее и некоторым образом расхристаннее, чем накануне. Ричард вспомнил, как однажды завкафедрой сознался, что, купив одежду, всегда вешает ее (кроме нижнего белья) жене на бельевую веревку и привыкает к ней несколько недель, прежде чем появиться в ней в научных кругах. Завидев Ричарда, Халлет проговорил: