Читаем Эта русская полностью

От быстрого бега застучало в висках, и именно на этом и было сосредоточено его внимание, пока он шел обратно. У входной двери он остановился и попытался собраться с мыслями. Кроме того, он прислушался. Никаких шотландцев, никого, ничего. Пару раз выронив ключ, он наконец отворил входную дверь, стараясь делать это как можно тише, хотя особенно тихо не получалось и в лучшие времена. До последних событий у Ричарда как-то не было нужды вдаваться в отвлеченные размышления по поводу домов, например, как определить, находится или не находится в доме молчаливый соглядатай, беззвучно, телепатически заявляющий о своем присутствии. В данный момент, скорее всего, соглядатай все-таки имелся, ибо, не видя ее и не слыша, он ощущал присутствие Корделии. Хотя, с другой стороны, может, в доме действительно ни души. Но тогда… Ричард с тоской подумал о своем кабинете, о телефоне – и решил не рисковать. И полминуты не прошло, как он снова сидел в «ТБД» и пятился обратно на мостовую, с почти невероятным самообладанием припомнив, что надо заехать на заправку.

Мозг его, судя по всему, переключился в автоматический режим и ненадолго вовсе отключился, а потом его до краев заполнил образ Корделии, несущейся на него и орущей так же громко, как орал он сам пять минут назад, причем на английском, вернее, на языке, похожем на английский больше, чем на какой-либо другой. Потом первобытный инстинкт самосохранения заставил его вдавить в пол педаль газа и вихрем пронестись под свеженародившийся красный сигнал светофора средь всеобщей нелюбви. Дальнейшее его продвижение носило сумбурный характер. Сначала он инстинктивно устремился к институту, потом свернул и отправился к Криспину. Криспина могло не быть дома, могло и вовсе не быть в городе, и кроме того, он, как и большинство людей, предпочитал, чтобы о визите предупреждали заранее. Мелочи у Ричарда не нашлось, а на то, чтобы воспользоваться телефонной карточкой, у него не хватило бы духу, даже если бы она при нем и оказалась. Он решил, что разменяет где-нибудь деньги и оттуда же и позвонит, но тут вдруг оказался перед самым фасадом дома Радецки.

Великолепие машин, кучковавшихся у ворот, – как минимум в одной из них томился шофер, – а также вид двух подряд расфуфыренных пар, которых впустили внутрь, навели Ричарда на мысль, что Криспин дает один из своих великосветских приемов. Ну, тем лучше, подумал он зыбко и отправился искать местечко для машины. Получилось это далеко не сразу, а когда получилось, он оказался перед затруднением, аналогичным и противоположным тому, которое ему пришлось испытать возле «Кедрового двора». Тогда здание было на месте, а машина отсутствовала; теперь имелась машина, но отсутствовало здание. Где оно? Где я? Самым разумным сейчас, сказал он себе, будет не вылезти и отправиться на поиски, а сделать что-то другое, хотя что именно, он пока не придумал. Потом его блуждающий взгляд упал на табличку, гласившую «Ангельский тупик», и он бледно улыбнулся. Теперь оставалось только куда-нибудь это записать, а потом идти вперед и задавать вопросы. Он некоторое время простоял на тротуаре, прежде чем удостоверился, что, вопреки обыкновению, при нем нет никакого пишущего инструмента.

Единственное практическое решение, которое пришло ему в голову, – сорвать с ближайшей зеленой изгороди шип и вывести «Ангельский тупик» собственной кровью. Но тут мимо прошелестела еще одна великолепная машина, двигавшаяся довольно неспешно, даже замедлявшая ход, – в ней сидели, вертя головами, двое дорогостоящих ездоков. Ричард бросился на своих двоих в погоню, нагнал их на углу, сильнее прежнего отстал на прямой, почти поравнялся с автомобилем, когда тот притормозил за следующим углом, чтобы осмотреться и, возможно, свериться с картой, предварительно исчезнув из виду на целых тридцать исполненных отчаяния секунд. Каждый дом, каждый пролет стены, каждое дерево выглядели до боли знакомыми, и в то же время Ричарду казалось, что он в жизни не видел ничего подобного. Он трюхал вперед, разумеется, взмокший, разумеется, запыхавшийся, все сильнее пугаясь мысли, что, помимо всего прочего, он, возможно, не на шутку тронулся умом, пока наконец не обогнул четырнадцатый угол и там, слава тебе Господи, обнаружилась эта колымага, как раз притормозившая, чтобы выгрузить супругу, которая немедленно устремилась к легко узнаваемому втянутому внутрь фасаду «Дома», а супруг отчалил, чтобы запарковаться где-нибудь в Северном Суррее.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
Оптимистка (ЛП)
Оптимистка (ЛП)

Секреты. Они есть у каждого. Большие и маленькие. Иногда раскрытие секретов исцеляет, А иногда губит. Жизнь Кейт Седжвик никак нельзя назвать обычной. Она пережила тяжелые испытания и трагедию, но не смотря на это сохранила веселость и жизнерадостность. (Вот почему лучший друг Гас называет ее Оптимисткой). Кейт - волевая, забавная, умная и музыкально одаренная девушка. Она никогда не верила в любовь. Поэтому, когда Кейт покидает Сан Диего для учебы в колледже, в маленьком городке Грант в Миннесоте, меньше всего она ожидает влюбиться в Келлера Бэнкса. Их тянет друг к другу. Но у обоих есть причины сопротивляться этому. У обоих есть секреты. Иногда раскрытие секретов исцеляет, А иногда губит.

Ким Холден , КНИГОЗАВИСИМЫЕ Группа , Холден Ким

Современные любовные романы / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза / Романы
Точка опоры
Точка опоры

В книгу включены четвертая часть известной тетралогия М. С. Шагинян «Семья Ульяновых» — «Четыре урока у Ленина» и роман в двух книгах А. Л. Коптелова «Точка опоры» — выдающиеся произведения советской литературы, посвященные жизни и деятельности В. И. Ленина.Два наших современника, два советских писателя - Мариэтта Шагинян и Афанасий Коптелов,- выходцы из разных слоев общества, люди с различным трудовым и житейским опытом, пройдя большой и сложный путь идейно-эстетических исканий, обратились, каждый по-своему, к ленинской теме, посвятив ей свои основные книги. Эта тема, говорила М.Шагинян, "для того, кто однажды прикоснулся к ней, уже не уходит из нашей творческой работы, она становится как бы темой жизни". Замысел создания произведений о Ленине был продиктован для обоих художников самой действительностью. Вокруг шли уже невиданно новые, невиданно сложные социальные процессы. И на решающих рубежах истории открывалась современникам сила, ясность революционной мысли В.И.Ленина, энергия его созидательной деятельности.Афанасий Коптелов - автор нескольких романов, посвященных жизни и деятельности В.И.Ленина. Пафос романа "Точка опоры" - в изображении страстной, непримиримой борьбы Владимира Ильича Ленина за создание марксистской партии в России. Писатель с подлинно исследовательской глубиной изучил события, факты, письма, документы, связанные с биографией В.И.Ленина, его революционной деятельностью, и создал яркий образ великого вождя революции, продолжателя учения К.Маркса в новых исторических условиях. В романе убедительно и ярко показаны не только организующая роль В.И.Ленина в подготовке издания "Искры", не только его неустанные заботы о связи редакции с русским рабочим движением, но и работа Владимира Ильича над статьями для "Искры", над проектом Программы партии, над книгой "Что делать?".

Афанасий Лазаревич Коптелов , Виль Владимирович Липатов , Дмитрий Громов , Иван Чебан , Кэти Тайерс , Рустам Карапетьян

Фантастика / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза / Cтихи, поэзия / Проза