Эта русская

– Спасибо за участие, Годфри. Я пока еще не знаю, стоило или нет, да и откуда, но в определенном смысле оно стоило чего угодно.

– Рад за тебя. – В голосе не прозвучало ни откровенного дружелюбия, ни откровенного сарказма. – Ладно, я побуду с Корделией до твоего приезда. Около полудня? Скажи-ка мне, а когда точно ты сообщил Криспину, где вы находитесь?

– Сразу же, как нам дали ключи.

– Ты, видимо, предчувствовал подобную передрягу, когда оставил мне это ничего не сообщающее сообщение.

– Передряга никогда не заставит себя ждать.

Годфри, к изумлению Ричарда, ответил:

– Про это наверняка есть какая-нибудь русская пословица.

– Не сомневаюсь. Я пошел собираться. Спасибо.

Мало на свете мужчин, которые в этом месте отказали бы себе в удовольствии сказать: «Когда-нибудь и ты меня так же выручишь», но Годфри удержался. Он просто хмыкнул и повесил трубку.

В предшествовавшие двадцать два часа Ричард и Анна о многом переговорили, однако не обо всем на свете и даже не обо всем из того, что касалось их лично. В частности, они долго подбирались на цыпочках к вопросу о Корделии, а когда подобрались, пронеслись по нему галопом. Можно сказать, во всех их замыслах она многозначительно отсутствовала. Ричард отметил, что Анна продемонстрировала безупречный такт. Другими словами, она говорила о Корделии настолько мало, насколько это было в человеческих силах. Видимо, подумал он, его дальновидная политика держать их подальше друг от друга все-таки себя оправдала.

– Нам бы в любом случае пришлось вернуться, – заметил Ричард, когда они ехали обратно. Перед отъездом он сказал Анне, что его вызвали в Лондон срочным телефонным звонком по официальному делу. Ему казалось, что это невнятное объяснение предпочтительнее и любого приближения к правде, и полного молчания, – и то и другое, как он понимал, могло быть воспринято как знак его внезапного и не слишком галантного охлаждения. Да и вообще, русские привыкли к необходимости вечно куда-то ходить по официальным делам. Большая часть этих размышлений, если не все они, заставляли его чувствовать себя распоследней гнидой, но в голове у него и без того накопилось столько мыслей, приводивших к тому же выводу, что от новых было ни жарко ни холодно.

Если Анна и представляла себе ситуацию лучше, чем ей полагалось, она об этом молчала. Кроме того, минут через десять после их отъезда разразилась крайне своевременная гроза, которая на некоторое время отвлекла ее внимание. Впрочем, оставшегося времени ей вполне хватило бы, чтобы выдать ему несколько полновесных порций насупленного молчания, смысл которых был бы доступен даже Ричарду с его небогатым опытом, если бы она вознамерилась их выдать. Он особо отметил их отсутствие и искренне понадеялся, что когда-нибудь сможет проникнуться за это благодарностью.

Прощаясь, Анна сказала:

– Ступай и реши, как ты хочешь поступать дальше. Не забудь и о том, как ты должен поступать, это важно потому что ты – это ты, но об этом думай во вторую очередь. Что бы ты ни решил, я возражать не стану.

И как прикажете увязать эту тираду с официальным делом?

Поставив «ТБД» на обычное место, Ричард с некоторыми затруднениями вылез из него и точно во сне добрел до входной двери. Добредя, он немного постоял в надежде упасть замертво или как минимум утратить рассудок. Поскольку ничего такого не произошло, он, с дорожной сумкой в руке, шагнул внутрь.

Едва он прикрыл входную дверь, как открылась та, которая вела в гостиную, и из нее вышел мужчина, которого Ричард никогда раньше не видел. Ричард подумал, что за последнее время больно уж часто ему попадаются мужчины, которых он никогда раньше не видел. А вот его этот мужчина, судя по всему, раньше все-таки видел, потому что посмотрел ему в глаза и проговорил: «Здравствуйте, Ричард», причем Ричард вынужден был признать, что голос его он когда-то слышал, и сравнительно недавно. Он продолжал размышлять об этом, когда незнакомец добавил: «Проходите сюда, пожалуйста». Ричард разглядел, что это довольно симпатичный незнакомец лет сорока, одетый, словно для какого-то спектакля, в темный костюм, светлую сорочку и галстук.

Первое, что бросилось Ричарду в глаза в гостиной, – это исчезновение головоломки, ее явно упаковали в крикливую картонную коробку, стоявшую теперь на столике; исчезли и шахматные фигуры, а доска была сложена. В следующую секунду он обнаружил в комнате Пэт Добс и уже начал расплываться в дружелюбной улыбке, когда заметил, что она выглядит не столь дружелюбно, как можно было бы надеяться. Возможно, дело было в том, что она по-новому зачесала волосы.

– Ну, – сказала она, – ты ведь помнишь Гарри?

– Да, еще бы. – Теперь-то Ричард вспомнил все подробности, в том числе и то, что после последнего телефонного разговора так и не разобрался, кем Гарри его считает, душевнобольным или недоумком. В данный момент ни тем ни другим, если судить по его опущенным глазам и скорбному выражению, скорее собратом мужиком, попавшим в хреновое положение.

Насколько хреново это самое положение, он понял с особой отчетливостью, когда Пэт осведомилась: