«Новые исследования ученых заставляют лишний раз усомниться в „абсолютно правдивых“ показаниях каких-либо свидетелей преступлений и к тому же вообще способны серьезно пошатнуть веру в здравый смысл и психическое здоровье подавляющего большинства наших современников. Оказывается, даже для вполне вменяемого человека выбор между правдивыми свидетельскими показаниями и галлюцинациями может оказаться весьма и весьма непростым делом. Как выяснилось в ходе экспериментов, более чем в одной пятой всех случаев испытуемые не помнили, засвидетельствовали ли они фактическое положение вещей или же только вообразили нечто такое, чего на самом деле и не было...», – это абзац из «шпионского» учебника. Настало время применить это к самому себе. С большим или меньшим успехом.
Но надолго меня не хватило, лопнули жилы, на которых были подвешены ошметки души. Оставалась только одна роскошь, а именно – выбрать самому, как сдохнуть. И я решил уползти для этого подальше.
Разрубив все профессиональные узлы, я с помощью человека, в котором был уверен, организовал успешное покушение на себя. И, выдав чужой сгоревший труп за свой, благополучно исчез.
Тут же наложить на себя руки было бы очень, очень легко. Я слишком профессионально в тот момент относился к факту насильственной смерти – своей или чужой, – для начала я должен был научиться осмыслять насилие как преступление. Меня долго и тщательно учили, тренировали убивать и считать это не издержками профессии, а рабочими буднями. Героическими рабочими буднями. Недаром за физическое уничтожение врага в нашем департаменте представляли к наградам. Иногда к весьма высоким. Я никого не убил собственными руками, но был готов к этому. В моем случае достаточно было отнестись к себе как к врагу, чтобы сделать харакири – не страшась и не угрызаясь, что часто свойственно самоубийцам. Собраться, сконцентрироваться – и уничтожить врага. Без сложных построений. С построениями – так принято в рефлексирующем гражданском сообществе.
И я обязал себя научиться чувствовать. Суметь осознать, что есть смерть и что есть убийство. Отделить скверну от плевел.
Для этого решил наказывать себя, ежедневно проживая страдания близких людей, чьими смертями были усеяны дороги, по которым я ходил год за годом.
Кто-то сказал: перед лицом смерти человек должен разойтись с обществом и отказаться от корней, чтобы найти самого себя. Я и убрался на край света, в место, почти непригодное для жизни, где обитали несколько монахов-отшельников, птицы да ящерицы.
Я провел там длинных-предлинных три года. На большее не хватило ни духу, ни веры. Стать святым или хотя бы просветленным дано не всем желающим. И еще я понял, что если и есть в людях что-то бессмертное, так это смертные грехи. И что если бы Бог был столь могуществен, его дети не были бы столь слабыми. В общем, научился каламбурить на темы вечности.
Но с собой зомбированным я действительно покончил. Тот сгинул, превратился в прах... А я, как Птица-Феникс, восстал из пепла.
И на нового, вылупившегося из черного небытия индивидуума руки решил не накладывать. Не буду долго объяснять почему. Иначе придется рассказывать день за днем, о медленном поджаривании на огне, о телесных и душевных наказаниях, которым я себя сознательно подвергал, о беседах, которые вел с самим собой (других собеседников не было, все отшельники в этом месте были молчальниками), о минутах полного затмения разума, о мгновениях неожиданных просветлений, полного отчаяния и проблесков надежды. Прошу поверить на слово – решение жить вызвано не трусостью и не душевной слабостью.
Скорее наоборот. Вместо того чтобы взять на свою совесть еще одну смерть несуществующего больше ни для меня, ни для кого в мире зомбированного мутанта, я решил дать шанс новому человеку (стараюсь, чтобы это не прозвучало высокопарно и не отдавало достоевщиной). А может, просто мой мозжечок продолжал, несмотря ни на что, вырабатывать гормон серотонина, того самого, недостаток которого толкает потенциальных самоубийц к действию. Очень часто биохимический состав крови в критический момент способен перевесить комплекс моральных страданий, душевных катастроф и рациональных решений.
И потом, бесы тоже обладают силой исцеления. Откусывая, в качестве рекомпенсации, по кусочку души.
Мне предстояло начать новую жизнь.
И здесь, дорогой читатель, я возвращаюсь к вопросу выбора (см. главу 11).
В гражданском сообществе технически у меня все обстояло замечательно – об этом позаботился мой друг, тот самый Гарри-Григорий-Грэг, к которому я сейчас ехал. «Птица-Феникс без дохода – все равно, что поп без прихода», – срифмовал он, извещая меня о том, что мои сбережения, оставленные ему навсегда (навсегда, так как в тот я момент думал, что ухожу навсегда), не только целехоньки, но и удвоились благодаря удачным инвестициям. Удачной инвестицией оказался его отельный бизнес, в котором он немедленно предложил мне участвовать. Но я отказался – хотелось полной свободы, а бизнес, особенно удачный, всегда зависимость.