Эта страна

– Я не знаю. Легко умереть в сознании своей правоты, и очень трудно – чувствуя, что ошибался. А потом воскреснуть и узнать, что всё-таки был прав.

Полковник Татев, уже в джинсах, но босой и в незастёгнутой рубашке, стоит у окна, а Климова, удобно откинувшись на груду подушек, курит и поигрывает хлыстом.

– А чего ты ожидал? Что он у меня здесь под кроватью прячется?

– В таком роде, – говорит Татев, не оборачиваясь. – Где же ещё? Передай ему, если вдруг увидишь, что сам он мне неинтересен. И я мог бы помочь на взаимовыгодной основе.

– И на кого он должен будет дать показания?

– Ну какая разница? Он не в том положении, чтобы перебирать. Барабань, – напевает он старый шлягер, – барабань… кстати, тебя уже допрашивали?

– Нет. Майор наш местный побеседовал…Знаешь, на чём первым делом прокалывается мужчина, когда идёт налево? Покупает себе новые трусы.

– Новые трусы нужно брать из уже купленных женой.

– Логично. Но никто так не делает.

– …Как думаешь, кто стрелял?

– Наверное, тот, кто не хочет его ареста.

– Или тот, кто об аресте не догадывался?

– Не вижу смысла.

– Его здесь и нет. Это не смысл в нашем понимании, а революционная целесообразность.

– …Не понимаю.

– Я думал, ты отслеживаешь, что в городе происходит. И в стране заодно.

– Зачем?

– Затем, что в твоём бизнесе нужно держать руку на пульсе. Ты с заменой определилась?

– Василий Иванович пока что не в гробу.

– Ho вряд ли платёжеспособен.

– И в разных передрягах бывал.

– Забудь. Всегда есть самая последняя передряга.

– Да, но как её угадать?

– …Ты к нему неужели привязалась?

– Я ко всем вам привязываюсь. По-своему.

– …

– Когда хочешь, чтобы тебе не поверили, говори правду. Лучшего способа не существует.

Пятница для Саши началась вот с чего: в дверь номера небрежно постучали, хозяйски вошли, и пухлый, бледный, отдалённо нахальный молодой человек, скороговоркой представившись, показал ему, воздевая, прозрачный пакетик с его собственной визиткой.

– Как вы это объясните?

– Это моя визитка, – сказал Саша, демонстрируя полную готовность к сотрудничеству.

– А фамилии на ней чьи?

Если бы доцент Энгельгардт в своём злополучном списке на обороте визитки перечислил всех, с кем познакомился, и ещё одного, запавшего в память, получилось бы так:

Иван Кириллович Посошков

Брукс

Кошкин

Фёдор

дядя Миша

ужасный человек в сером костюме –

так себе списочек. Поэтому назвал он только двух: Брукса и Посошкова. Брукса – без имени, но тому и одна фамилия хорошо шла.

– Это воскрешённые.

Следователь поскучнел.

– Василий Иванович никогда не занимался воскрешёнными лично. Это федеральная программа.

– Да это я, а не Василий Иванович. Я приходил спросить, нельзя ли что-нибудь сделать в смысле трудоустройства. Сто раз уже всем вам рассказывал.

«И в сто первый расскажешь», – привычно отобразилось на лице следователя.

– Почему именно эти?

– Потому что именно с этими я познакомился на конференции. Она, кстати, заканчивается.

– …Они хоть смирные?

– Очень смирные. Один профессор, другой – из писательской организации.

– Проверим… Вы пока не уезжайте.

– То есть как это? Говорю же, сегодня последний день. У меня билет.

– Трудоустраивать больше никого не хотите?

– Сами видите, как у меня получается.

Неподалёку от гостиницы, на той центральной улице, где Саша впервые увидел полковника Татева, а полковник Татев – Марью Петровну, но только если идти не к реке, а в противоположную сторону, находится самое передовое и модное кафе Филькина: современный интерьер, отличный кофе и – о да! – Wi-Fi. В небольшой элегантной вывеске с названием AMOR FATI всё было бы хорошо, но прямо под ней, вертикально вниз, примостилась реклама газированного напитка, так что выходит, что любовь к судьбе и есть кока-кола… также наоборот. Доцент Энгельгардт, которому приятно думать, что он единственный, кто понимает, в чём тут соль, смотрит на сей непреднамеренный коллаж скорее печально, чем с ненавистью: нет, он не боец; и вдобавок подозревает, что сошедшиеся под прямым углом латинская фраза и логотип всемирно известной корпорации высказывают ужасную правду.

Понесла же нелёгкая поесть гречневой каши!

Внутри кафе в дальнем углу вездесущий Олег Татев уткнулся в свой ноутбук, а из ближнего приветливо машет ещё один нехороший московский человек, Виталик Биркин… звучит это совершенно не так, как имя знаменитой актрисы или её сумочек, по-другому звучит… Биркин, специалист по семиотике, когнитивной лингвистике или ещё чему-то такому, мерзкому, гений саморекламы, предприниматель и эксперт (с упорным ударением на первом слоге), шематон, любящий щегольски сказать что-нибудь вроде «double merde» и «низкосрачка», прощелыга, не перечитывавший школьный корпус классиков со школьной скамьи, рачительный отец детей и безалаберный – культурных начинаний, попрыгун, непонятно каким шальным ветром занесённый в Филькин вместо Амстердама… Скажи уж сразу, что завидуешь.

– Доброе утро.

– О! Здравствуйте, Виталик.