– Можно поменять людей в правительстве. Можно поменять форму правления. Это ничто по сравнению с тем, что останется неизменным.
– …Когда я была маленькая, мне в это окошко удалось вылезти.
– Попробуй, я тебя подсажу. А стекло тогда что, было выбито?
– Ну, в результате. Давай посмотрим, может, заработали.
Они ещё раз проверили свои бездействующие телефоны. Что-то мистическое происходило со связью в этих краях.
– Бесполезно.
– Пока бесполезно. Но рано или поздно обретёт смысл. Что им, интересно, надо?
– Тебе не приходило в голову, что в той книжке, которую ты не дочитала, мог быть счастливый конец? Ну, про собаку, парня и девушку?
– То есть я сама виновата, что не дочитала?
– …Нет, не уверен. Если там плохой конец, твоё поведение благоразумно, а если хороший – ты ничего не теряешь. Я спрашивал не совсем об этом.
– Да поняла я, о чём ты спрашивал…Как хорошо ты держишься.
– Маша, я ужасный трус.
– А, ну это не помеха.
– …Так что, стекло выбиваем?
В эту минуту дверь распахнулась, в светлом проёме появился чёрный силуэт, и родной голос спросил:
– Как дела, шахиды?
– Олег!!!
– Тише, тише. Ты меня задушишь.
– А дедушку ты нашёл?
– Я и вас-то не искал.
– А здесь как оказался? Опять мимо проходил?
– Я сделал что-то не то?
(«Я кажусь тебе неблагодарной, – сказала потом Марья Петровна Саше, – но меня бесит, когда из меня делают дуру».)
Они выбрались наружу. После того как полковник Татев упал молодым Рэмбо с неба, Саша ожидал и боялся увидеть живописно разбросанные трупы и части тел поверженных врагов, дым над развалинами, чёрную кровь, а увидел, с некоторым разочарованием, что все враги в добром здравии, и их предводитель без стеснения препирается с Казаровым. Из дома, торопливо распихивая что-то по карманам, вышел молодец в шерлокхолмсовской шапке с козырьком.
– Это Костина шапка, – тут же сказала Марья Петровна. – Дачника питерского. Убили Костю, сволочи, и шапку спёрли.
– Может, не убили. Может, он эту шапку сам обменял на что-нибудь.
– На что? На свою жизнь?
– Они ещё не начали убивать всерьёз, – сказал полковник. – Мне вот интересно, что будет, когда начнут.
Людям кажется, что всё понарошку. Что вот есть они с их огромными трудностями и богатым внутренним миром – а весь остальной мир как будто нарисованный. И трудности там нетрудные, и внутренности ненастоящие.
– Кто они такие?
– Чёрт их знает. Фрилансеры. С обычной для фрилансеров нуждой в деньгах.
Подошёл Казаров и подтвердил это предположение.
– Они хотят выкуп.
– А «тяжёлых» они сюда не хотят?
– Не знаю, о чём ты, но Парамонов сменял Михаила Ивановича на брата их вожака и теперь продаёт. Наверное, решил, что на самом Михаиле Ивановиче денег не поднять.
– …Быстро вы включились в новое капиталистическое мышление.
– Это не капиталистическое мышление. Это деревня. Платить будешь?
– Буду, буду. Я всем заплачу. Не дави слезу, Марья Петровна. Сказал же, разрулим.
«Так ты будешь платить или разруливать?» – подумал Саша. В голове его отдалённо, застенчиво шелестело – словно уже отсчитывали купюры быс т рые руки.
Ночью горел Сашкин хутор. Ночью фельдшерский пункт в Трофимках выдержал осаду. Необъяснимый разгром случился ночью в самозваной комендатуре Парамонова – и ещё один начинающий царёк, вернувшись с добычей, но на пепелище, зарёкся искать счастья на путях вымогательства и разбоя.
Утром за завтраком в Лютихе почти от всех пахло гарью, и невозможно было сказать, кто поджигал, а кто тушил, и невозможно было определить, знают ли они сами, что в точности делали. (Хотя уверены, что не делали ничего плохого.) В них было спокойствие совести, уверенность, с какой садятся за стол после рабочего дня трактористы, врачи, представители полезных и мирных профессий. Здесь же за столом обнаружился дедушка Марьи Петровны, и дедушка был разъярён и не сломлен. (Этим отважным старикам недолго осталось, подумал Саша, и будут ли старики, которые придут им на смену, такими же? Каким стариком будет он сам?)
– А где Расправа?
– Баню топит. Пойдём, подышим воздухом.
Саша потащился за полковником Татевым. Они дошли до бани, из всех щелей которой шёл дымок, и уселись на старом бревне, бывшей границе бывшего огорода.
– Чего куксишься?
– Думаю о связи литературы и жизни, – честно сказал доцент Энгельгардт.
– Есть связь?
– Вот и Марья Петровна думает, что нет. Ладно, я не так выразился. Я имею в виду связи между людьми. Родственные связи. Дружеские связи. Связи случайных знакомств. И всё это обязательно каким-то боком касается литературы.