Эта страшная и смешная игра Red Spetznaz

На большую сковороду следовало уложить слоями крупно порезанные очищенные картофелины, куски трески, располовиненные луковицы. Конечно, сухопутный лук невозможно было даже и сравнить с тем, тропическим! Средиземноморские луковицы, что доставались им в море как долгожданный скоропортящийся продукт, были размером с хорошее яблоко, сочны и ароматны. Многие из моряков ели их тогда просто с хлебом, хрустко откусывая большие куски и макая горбушки в соль. Но и сегодняшние, земные, были достаточно приятными на вкус, чтобы никак не испортить знаменитое кушанье.

Слои были поочерёдно щедро посолены и наперчены.

Тяжёлая крышка закрыла до краёв заполненную сковороду и её водрузили на медленный огонь костра.

За баловством и песнями прошло нужное время.

Некоторые из туристов курили, огоньки мелькали около дальних темнеющих стен. Дуайен этого странного сообщества, бородатый немец вытащил из своего рюкзака губную гармошку. Получалось у него вроде ничего, не нудно и по-музыкальному правильно.

Хиггинс воткнул в себя толстый огрызок сигары и мечтательно им попыхивал, раскинувшись на песочке около костра.

Из ближней палатки доносились слова.

– …Моему личному доктору уже восемьдесят пять. У него и отец, и дедушка были урологами в Вене. Знаменитые! А сам он может без всякого осмотра, просто по звуку струи в соседней кабинке мужского туалета, определить какого размера простата у того парня, который там в это время мочится!

Тарелка Николаса с самого начала трапезы была явно перегружена в порыве голодной жадности. Никто уже не сидел за столом с целью еды, а он всё ещё продолжал чавкать ушиными остатками. Богатырь отошел от приступа проклятой морской болезни и уверенно возвращался к правильному существованию, без страданий и унижений. Только вот выглядел он при этом не очень симпатично. Николас ел порывисто, прямо-таки страстно, но густая борода вокруг его рта словно бы специально была предназначена затруднять и обезображивать такой лихой процесс приёма пищи.

Закончив кушать, он задумался, икнул и принёс от палаток тот самый невостребованный старинный кирпич.

Никто на него особо не смотрел, да и славы парню, в общем-то, и не требовалось.

Ещё раз приятно поковыряв пальцем во рту, Николас встал с бревна, поднял тяжёлый кирпич над головой и грохнул его о свой затылок.

Неожиданный залп заставил Хиггинса обернуться, из палатки встревожено выглянул Макгуайер.

Невозмутимый голландец потёр верхушку своей лохматой головы, смущённо разводя руками. Аккуратно положил около огня половинки тёмного кирпича и потянулся к тарелке с малосольными огурчиками.

Все вернулись к своим занятиям.

– Я больше вашу рыбу не хочу есть! У меня аллергия.

Стоя перед сидящим на брёвнышке капитаном Глебом О'Салливан пытался диктовать ему свои гастрономические условия.

Глеб понимающе пожал плечами.

– Хорошо, не ешь. Никто тебя и не заставляет. Собачьи консервы будешь? Жирные, с индейкой… Я в магазине на берегу целую упаковку захватил. На всякий случай.

О'Салливан задумался.

– А зачем тебе в нашей игре корм для собак?

Тут ещё и Бориска последние пять минут с нехорошим напряжением следил за речью своего старшего товарища. Глеб меланхолично и легкомысленно махнул рукой.

– Собачий-то? А-а, это так…, я его для вкуса в рисовую кашу добавляю.

– Нам?! В нашу кашу?!

Бориска и итальянец потребовали ответа немедленно и одновременно.

– А чего такого? Вы не любите такую сытную кашку?

Он поднял от костра блестящие глаза и Бориска облегчённо рассмеялся.

– Да ну тебя, Глеб! Не поймёшь даже, когда ты смеёшься!

– Нет у него собачьего корма! Нет! Я проверял весь наш груз! Это он так шутит над нами, понял?!

Младший командир безо всякой опаски похлопал О'Салливана по плечу.

– Хочешь, я тебе колбасы принесу, копчёной? Мне мама десять бутербродов с собой дала сегодня утром. Давай, покушай хоть колбаски, а?

Красные с золотом угли костра всё больше и больше затемняли сумерки, неумолимо жавшиеся к людям от тёмных стен старой крепости. Непрогоревших дров под черной, тяжёлой сковородой уже не было, тёплый и остро луковый дух накатистыми волнами распространялся по дворику. Томиться в своём вкусном заточении картошке оставалось две, три, от силы пять с половиной минут.

Будущее было немного туманным.

Глеб обернулся к сидящему рядом Бориске.

– Сейчас по тарелочке второго блюда, последний тост – и отдыхать. Проследи, чтобы никто из мужчин не покидал пределов нашего периметра.

– Не-е! Я больше есть уже не могу, ты что?!

– А за маму, а за папу? За нашего президента, наконец! Есть такое слово «надо», малыш! Ты просто уклоняешься от соблюдения правил безопасности нелёгкого командирского труда! Больше ешь – меньше болит голова. В прямом смысле этого чудесного слова…

Понимая к этому времени практически все приказы без слов, Николас так же молча кивнул головой в ответ на движение указательного пальца капитана Глеба. Хиггинс ничего серьёзного в этой жизни уже не мог, и большой человек в одиночку снял с костра, поставив на стол, булькающую и шипящую сковороду.