Эта свирепая Ева

Это не был какой-нибудь индивидуальный закуток, какие строят для себя и семьи бизнесмены третьего сорта, а обширный комплекс апартаментов: кабинеты, спальни, бары, ванные и душевые, кухни, биллиардная, библиотека, продуктовый склад с холодильниками, винный погреб, словом, все необходимое для пребывания и приятного провождения времени здесь полсотни людей и обслуживающего персонала по меньшей мере в течение двух лет. Система вентиляции и концентрирования воздуха была оборудована радиационными фильтрами и потому позволяла пользоваться наружной атмосферой. Даже, если бы система вышла из строя, в запасе имелось автономное устройство, обеспечивающее нормальные условия для дыхания, с установкой для получения кислородно-азотной смеси и батареями, поглощающими углекислоту. Воду обеспечивала специальная артезианская скважина, не связанная с поверхностью.

В то самое время, когда в Москве проходил симпозиум океанологов, хозяин «ранчо» принимал гостей. С тех пор, как закончилось строительство, автострадой почти не пользовались, гости в большинстве прибывали сюда на вертолетах, ночью, как ведьмы, слетающиеся на шабаш. Лифт уносил их вниз, в подземелье.

Приняв ванну и приведя себя в порядок, гости направлялись в просторный холл, который правильнее было бы назвать конференц-залом. Здесь царили приятные полусумерки: верхнее освещение выключено и источником света являлся, по оригинальному замыслу дизайнера, большой овальный стол в центре зала, покрытый толстым зеркальным стеклом, подсвеченным снизу голубыми люминесцентными лампами. Стол окружали удобные глубокие кожаные кресла, числом тринадцать. Так как хозяин был любителем живописи, стены украшали картины, все — подлинные шедевры кисти старых мастеров: Рубенс, Веласкес, Гойя, два пейзажа Якоба ван Рейсдаля. И среди них сверкала в золоченой раме, как драгоценный камень в оправе, знаменитая «Гитаристка» великого Яна Вермеера из Дельфта, полная живого света и воздуха. Она оценивалась в шесть миллионов долларов. Все эти картины были в свое время похищены из европейских музеев. Интерпол[17] который уже год безуспешно разыскивал их.

Гости неторопливо рассаживались за столом с винами и дорогими сортами вики, сифонами содовой, тарелками с сандвичами и печеньем, коробками сигар. В общем — вовсе не деловой слет, а этакое дружеское застолье солидных, упитанных джентльменов, среди которых были даже бригадный генерал в мундире при всех регалиях и три сенатора.

Среди этих безукоризненно выбритых и столь же безупречно одетых финансовых и промышленных тузов оригинальное исключение составлял старик в засаленном мятом пиджаке и сорочке не первой свежести, без галстука. Сильно поношенные брюки украшала внизу бахрома. Его можно было принять за мусорщика, невесть как затесавшегося среди гостей. И, прежде всего, бросалась в глаза его прическа, выглядевшая так, будто над ней орудовал вдребезги пьяный парикмахер: целые участки пегой шевелюры были выхвачены клочьями. Однако ни у кого это не вызывало и тени улыбки, все знали, что достопочтенный Сэмюэл Гант в целях экономии стрижет себя сам. Вообще о скаредности этого современного Креза ходили совершенно фантастические слухи. Но, глядя на сальные пятна на лацканах его пиджака, никто не позволял себе усмехнуться: мистер Сэмюэл Гант был одним из пяти самых богатых людей капиталистического мира.

Хозяину, мистеру Джереми Бруку, точнее — Бруку IV (он являлся четвертым в могущественной династии нефтяных королей), мужчине тоже в летах, не было надобности стричься самому его конусообразный череп был гол, как невадская пустыня. Впрочем, морщинистое лицо и скрипучий голос не лишали его известной представительности: вел он себя как радушный тамада.

Справа от мистера Брука сидел полный человек с лицом, сильно побитым оспой; когда он опускался в кресло, можно было заметить, что вместо правой ноги у него протез. Хотя он был в штатском и. воинских званий не имел, он прибыл на вертолете с опознавательными знаками военно-воздушных сил. К нему, этому «генералу в пиджаке», обращались подчеркнуто уважительно: в высоких кругах мистера Эдвина Меллера называли «ракетным апостолом». Именно он, в частности, выдвинул идею нейтронной бомбы, когда еще никто и не помышлял об этом виде оружия.