Эта тварь неизвестной природы

Фенимор смеялся. Ему не хотелось уходить. Но идти было пора, иначе похерился бы весь «пятничный» график, который он сегодня с таким трудом выдержал. Он хотел уже сказать «пока», но спохватился и спросил:

— Да! Тебя утром не было, принесли квитанцию, ты нашёл?

— Да. Нашёл… — сказал Мурад, мгновенно мрачнея.

— Книжки твои пришли?.. — Фенимор остановился. Всё-таки попал точно в больное, чёрт. Неужели с семьёй что-то? — Мурад, что случилось?

Мурад с огромной досадой мотнул головой.

— Ай-й! В среду пойду разбираться в штаб… Задержали на Кордоне контейнер, Вадим. Не понимают, как это так. Пятьсот килограммов книг, и все до единой разные… А-ар! — Он хлопнул ладонью в кулак. — Томашевского первое издание распороли на предмет контрабанды, суки! — Мурад поднял голову, глаза у него были затоплены белой дикарской яростью. — Вадим, это даже не книжка, это брошюра, бумажная обложка. Как там можно было спрятать контрабанду? Какая контрабанда? По листику порвали, понимаешь? Коллекционной сохранности экземпляр. Да не в сохранности дело! — Он хотел потереть лицо руками, но успел сообразить, что испачкается, остановился.

— Мурад, дешевле и быстрей будет денег дать, — сказал Фенимор, помолчав.

— Я понимаю, — сказал Мурад спокойно. И принялся за следующий ствол. Руки только у него подрагивали. — Но только умом… Умом-то я Россию понимаю… А вот… Э! Ладно. Ты иди, Вадик, отдыхай, вернёшься с выхода, поговорим. Зря я сейчас. Весь день себя успокаивал.

— Я напомнил.

— Ты не знал… — Он вдруг улыбнулся. — Меняю тему. Соседи у нас новые, кстати. С той стороны дома.

— Опять альпинисты? — спросил Фенимор, принимая игру.

Мурад покивал, глядя в ствол на синее небо.

— Главное, чтобы костры в доме не палили, — сказал Фенимор с озабоченностью.

— Там хуже. Там гитара и девушка.

— Придётся убить! — сказали они хором, и Фенимор пошёл домой, на свой второй этаж.

Дома было тепло. Фенимор с порога послал воздушный поцелуй своим сияющим на окнографии девчонкам, проверил оба калорифера, потрогал розетки, не перегрелись ли, и только потом снял куртку, бросил пакет на топчан. Высунувшись в кухоньку, поставил кофейник на плитку, затем ритуально ударился задницей, с размаху сев на топчан рядом с пакетом, выругался, и в очередной раз пообещал себе истово и клятвенно купить нормальную кровать «сразу же». Дотянулся, открыл тумбочку, достал автомобильную аптечку, градусник, словно непоседливое домашнее животное, опять зарылся в упаковках с аспиринами и пирамидонами. Вот он. В рот его. Засёк по часам пять минут, посасывая градусник, открыл пакет. Ольга Петровна, старший сотрудник метеорологической станции «Беженск-НИИ» за сто-то долларов полагала себя обязанной снабжать клиента письменной информацией, с приложением ксерокопии карты погоды и великолепной спутниковой фотографии интересующего клиента региона. Мокроусов, например, просто говорил: «облачно», или там: «без осадков, купи пива, горит душа». Фенимор вертел фотографию, стараясь понять, где там на ней что, и какое облако там обозначает вывод: «малооблачно, до 39 градусов на границе Зоны, в юго-западном направлении предполагаются очаги усиленной влажности до 80 процентов на доступную глубину измерения».

Кофейник вскипел, на градуснике было 41. Фенимор налил в огромную чашку кипятка, сильно посолил, добавил щепотку сухого укропа, размешал, и в три глотка, как прохладную воду, вылакал ведьминское варево, смысла которого не понимал, но жить без которого последние два месяца, с тех пор как «заболел», не мог. Почему я не обжигаю рот, кипяток же! И, главное, почему я не боюсь, что обожгу? Чаю бы нормального попить, но тошнит ведь. Фенимор зажёг в кухоньке лампу — всё-таки по углам темнело уже — и стал рассматривать себя в зеркале над раковиной. Да, морщины на лбу разглаживались. Это явно, Ольга права. Он задрал рукав свитера, проверил шрам от глубокого пореза (стеклом в глубоком детстве) на предплечье. Шрам сильно расплылся, стал почти круглым, сильно чесался, и видны были проросшие волоски. Зона-Матушка, не убивай сразу, дай пожить лет сто.