— Those creatures are slow and large. I could easily shoot one of them, — сказал он. — Maybe, others would be scared and fly away, so our doctor could happily obtain a little corpse for vivisection, — сказал он. — Maybe, others would be scared and fly away, so our doctor could happily obtain a little corpse for vivisection?36
— Что он сказал?
Житкур скороговоркой перевёл.
— Лучше бы не надо, — опасливо сказал доктор.
— What did the doc say? — спросил Вобенака.
Житкур перевёл.
— Then I will just shoot. It’s really time to fly, or to go, the storm is nearly here, gentlemen, — торжественно сказал Вобенака. Житкур не успел перевести, Вобенака чуть приподнял ствол и нажал спуск.
Потом уже Фенимор пытался представить, на что было похоже дальнейшее, и нарисовал себе такую картину: пуля Вобенаки пробила купол марсианской станции, и обёртки дьявольских конфет, пляшущие над их головами, мгновенно высосало в создавшуюся дырочку. И в мире стало светло.
Доктор Вяткин снял очки и стал протирать их носовым платком, и выронил, сначала очки, потом платок.
— Грёбаное исусово дерьмо! — сказал Вобенака по-английски. Усы его стояли дыбом. — Грёбаный ваш двадцатый век от его рождества!
— Я испугался, — сообщил всем доктор. — Я в восемьдесят восьмом тут один в красном кольце с сумасшедшим мертвецом за полгода столько не боялся, сколько сейчас за одну секунду. Извините, шеф, но имел я половым путём ваш вертолёт. Я еду отсюда по земле. Вадик потом поможет мне переправиться за внешний периметр. Я не полечу, — заключил он тоном, проросшим армированием.
Внимательно дослушав доктора, старик Вобенака сделал ещё один фокус: винтовка в его руке превратилась в бутылку, причём винтовки на самом деле больше не было при нём37. Он зажал крышку зубами и прокрутил бутылку.
— Дёрните, док. Хороший глоток вовремя — доктор не хуже вас.
Доктор не стал спорить. Хорошо глотнул. Вернул бутылку, наклонился за очками и платком.
— Хорошо, — сказал капитан. — Wobenaka, would you fly or go with doctor and Vadim?
— I will fly with you, captain. I want to fly. But doctor better be sent with your soldier.
— Let’s go then. I packed your things. Доктор, до свиданья. Вадим, на пару слов, я чуть не забыл.
Он отвёл двумя пальцами за локоть Фенимора в сторонку.
— Первое. Это вопрос. Динозавры — твоя работа?
— За такие скурмачёвские вопросы у нас под газон прячут, — сказал Фенимор с осуждением.
— Ну ясно. С этих-то динозавров вы с «хорошим прапорщиком» свою малину и построили. Я в толк взять никак не мог, а это меня бесит. Ладно. Больше туда не ходи, пожалуйста.
— Куда? — спросил Фенимор.
— Ладно, ладно, я же не выпрашиваю. Я тебе, наоборот, дать кое-что намерен. Это задание, рядовой, внимательней. Придумай, пожалуйста, как ненавязчиво подбросить институтским один маршрут. Я его нарисовал, ты эту бумажку уж не упусти, а лучше перерисуй своей рукой, а мою бумажку похерь.
— Что это? — спросил Фенимор, вникая в схему. С первого взгляда на жирную греческую букву, обозначавшую гитику, он понял, что это в городе, в диких местах, в жилмассиве, между одиннадцатым и первым кварталами, у городского Дома Офицеров. А из-за границы, с самого нижнего кончика Собачинской дуги, стартуя прямо из села, от овощного магазина, пересекая нейтралку в абсолютно неположенном месте, вела к гитике чёткая, уверенная кривая линия.
— Что это, шеф?
— Гитика — это Луна.
— Не понял.
— Это портал на Луну. Очень сложный, в пять арок. Ну вот есть «машина времени», а есть «машина пространства». Вот это — она. На Луну. И ещё кое-куда. Тебе ходить туда запрещаю.
— Ух ты. И вы хотите слить нычку мировой науке?
— Вот именно.
— Офигеть, шеф… А маршрут, что про него надо знать? Или пусть помучаются?
— Это нейтральный клин. Я тебе немножечко соврал сегодня, что их только два. Два — сюда, к «Девятке».
— То есть, туда можно хоть на танке?
— Ты всегда был умный мальчик, — сказал Житкур голосом доктора. — Прячь бамагу, и дёргай отседа, рядовой. Не знаю, сохранится ли этот портал завтра, ничего не знаю. Всё может измениться. Занимайся пока Хвостовым, своими артельными делами, девчонками. В Зону совсем не лезь. Да что я тебя-то учу? — удивился он. — Всё, рядовой, до встречи.
Он побежал к вертолёту, забрался в кабину, и лопасти как-то сразу начали движение. Старик с другой стороны кабины выставил наружу, прощаясь, ладонь. Солнце блестело на блистере тускло, но людей за блеском видно не было. Вертолёт жужжал всё сильней.
— Вадим! — еле услышал Фенимор голос доктора. — Поехали!
Последний раз он заметил блик блистера, выезжая из ворот «Девятки», краем глаза.
Он хотел приглядеться, проводить, прочувствовать, но доктор отвлёк его сообщением, что забыл свой чемодан, и что ж ему теперь делать, раз в Зоне никогда не возвращаются, и какой только дурак придумал этот дурацкий закон о невозвращении.
ЭПИЛОГ