Эта тварь неизвестной природы

Ладно, мыться и спать. Он проверил горячую воду. Она была. Он помылся, постоял просто так под прохладным, как ему казалось, душем, долго и суетно вытирался, и вдруг словно бы нутром услышал звон весёлых голосков во дворе, и тотчас – уже обычным слухом – деликатный щелчок керамзитового комочка в стекло окна. Надевши домашние длинные американские трусы с полосами, он подошёл и выглянул. Инопланетянки вышли на свою весёлую и единственную работу. Во дворе их было три особи. Короткие юбочки, бикини, фантастически взбитые волосы, сахарные улыбки, и ни грамма лишнего жиру. Свободное обслуживание населения. Будьте любезны, разделим с вами тридцать три удовольствия. На фоне криво сколоченного стола и каких-то советских облезлых сиреневых кустов дивы (одна совсем девчонка, причём самая из троих аппетитная в смысле округлостей, девушка постарше, босая, и босая же дама лет тридцати, которую Фенимор отлично знал: днём она работала в технической библиотеке городского управления) в настоящих дорогих тряпках, созданных не нивелировать, а украшать, выглядели действительно инопланетянками из кино. И не из старинного кино, вроде польских «Новых амазонок», а из фирменного. Из «Мальчишника», например. А больше во дворе никого не было, и Мурад ушёл, и, напружинив чуйку, Фенимор уловил, что он у себя дома возится со своими стволами, укладывает их в ящик для отправки в факторию. Преувеличенно тщательно укладывает, потому что инопланетянки точно знали, где в городе живут одинокие мужчины, и керамзитинкой в окошко кидали и ему.

«Облико морале» в Предзонье стремительно заменялось на некую странную новую (странную, потому что новую, или вообще странную?) норму сексуальных отношений, то есть, и об этом сто раз уже перетирали в разных компаниях, разнообразные проявления карантинной свободы, вплоть до поистине развратных, воспринимались удивительно спокойно бывшими советскими людьми. Суровые офицеры, коммунисты и комсомольцы, спокойно смотрели на общественную работу своих дочерей и жён, а сохранившиеся бабушки (тёщи и свекрови) на лавочках у «синеньких домиков» давно уже не поджимали губы при виде полупрозрачных маечек.

Совсем, кстати, недавно был такой разговор. Это как раз доктор-профессор Горски, американский замдиректора Международного Института по изучению КЗАИ, вернулся из своей Америки, из отпуска, с кучей подарков, и пили они своей компанией у Петровича в честь доктор-профессора⁴. (Горски привёз специально для Ольги гигантского тропического мороженного краба, которого они сообща угробили, не сумев приготовить; Ольга горестно сказала, стоя над обгорелыми руинами: «Но он же был, свинья, глубокозамороженный!», а Весёлой почему-то поправил её: «Не свинья, а подлец!») И вот, слово за слово, под третью бутылочку⁵ Весёлой рассказал уморительную историю, как давеча отдыхал это он в «Чипке»⁶, в номерах, с дамой, и вдруг в комнату стук, впирается мадам Позднякова, и с ней мужик в форме, подполковник. Мадам извиняется, мужик тоже извиняется, дама, сидящая на Весёлом, хоть и прикрывается, чем попало, но спокойно так говорит мужику: пап, говорит, ну что это такое, ну что опять, говорит, случилось? А мужик так же спокойно ей: доча, говорит, да опять я ключ от дома оставил в сейфе! уж ты меня, говорит, прости! И вы, товарищ, говорит, простите. Это он мне, значит. А Татьяна Викторовна, значит, предлагает бутылку шампанского за свой счёт. Отдала дочка папе ключ, он ушёл, а мы дальше… пить шампанское на халяву. Вот такая случилась история.

После поцарившего минутку молчания Петрович сказал задумчиво: «Кто же это мог быть? Подполковник, такой раскрепощённый?»

Весёлой очень серьёзно ответил, что никто никогда этого не узнает, потому что тогда можно скомпрометировать даму. А этого он не допустит ни в жисть. Как честный человек. Тут, разумеется, настал момент поржать и выпить, но и поржали и выпили как-то очень быстро, и затеялось обсуждение. Высказались все, потому что наболело.

Сначала Фенимор спросил Весёлого, чего это мадам шампанским тебя бесплатно поить взялась, бандюга?

Ольга-Хозяя сказала Фенимору нетерпеливо: «Как маленький, Вадим! За беспокойство. Молодец Танька, быстро учится!» Фенимор заткнулся, Весёлой бросил в него пробкой от «кока-колы», Фенимор поймал её, и Ольга взяла слово.

Она полагала главным фактором образовавшейся в Беженске свободы отношений свободное ношение оружия. Попробуй, мол, такая бабушка или там папа-замполит что-то вякнуть. «А вы заметили, что в жилых кварталах после десяти вечера мир и тишина? Ни пьянок, ни скандалов? То-то! Идиоты кончились, а подонки поумнели. А вы как думаете, Роджер?»