Они сидели, говорили, и остальные уже немного успокоились – были уверены, что с чудищами справятся, и придут потом ко всем на помощь.
Глаша исчезла первой. Михаил Петрович опешил, оглянулся – куда делась?! – и тут исчезли остальные. Не одновременно, в течение нескольких секунд.
Он не успел ни удивиться всерьез, ни напугаться. Вспыхнул яркий свет, дыхание перехватило... и Михаил Петрович оказался в избе – незнакомой избе, сидел на скамье в дальнем от печи углу.
Дверь отворилась, и вошел человек – косая сажень в плечах, одет не слишком, скажем, модно, но прилично. Бородатый, с коротко стрижеными волосами.
Это был Аввакум. В миру – Тимофей Степанов. Он улыбнулся, и молча протянул руку. Дверь тут же отворилась снова, и вошел Георгий Платонович Тугуши, он же дядя Гоша.
– До сих пор помню, что Аввакум первое сказал, – дядя Миша закурил. – «Из какого года», спрашивает. Я и говорю, из шестьдесят шестого, а потом задумываюсь – а в самом деле, из какого? Он засмеялся, по плечу меня похлопал, и за стол пригласил. Как будто я просто взял и зашел в гости, как все нормальные люди. А я сижу, и понять ничего не могу. Поверить не могу, и Глашу помню, только что ее обнимал. Одно только и понимал: чудо случилось. И черт с ним, с диалектическим материализмом. Ведь чудо, настоящее. Даже два: вначале поганое, потом хорошее. Я ведь поругался с Глашей в тот день. А она слегла, сердце прихватило, я ей лекарство принес, пошел, чтобы воды налить... вернулся, а она уже преставилась. Так погано стало на душе... а тут понял, что чудеса бывают. Хорошие бывают, это главное. Ну, – он встал, похлопал Николаева по плечу. – Народ хочет музыки и танцев. Идем, Сережа, Маша тебя ждет. И Даша ждет.
– Ну, за здоровье! – Жора поднял тост. Они сидели вчетвером – Жора, Валера, Степа и Николаев. И было ощущение, что своя компания.
– Ты не сердись, – Жора с наслаждением отпил глоток, посмотрел на бутылку. – Мы тут все, сам видишь, со своими сидим. Ясно, что все вместе, но все равно есть в доску свои, с ними проще. А сейчас вижу – свой ты. Скучно мне, Сергей. В казино идти не хочу, будет как всегда. А если наоборот будет, и казино по миру пущу, тоже скучно. Вот и пытаюсь, значит, цель в жизни найти. Так, чтобы и риск, и чтобы у других пока не получилось. И чтобы головой думать нужно. У нас тут все уже нашли себе занятие, чтобы добиться чего-нибудь. Ну, почти. Трепаться не буду, пусть сами расскажут, если захотят. А я вот не нашел пока. Вон, Даша уже нашла – я ее как послушал, как она про компьютеры эти рассказывает, так и понял: нашла себе призвание.
Так что мне идеи нужны, – Жора еще раз отхлебнул. – Все, пора с пивом завязывать и переходить на вино. Зачем этот долгий мучительный процесс? – он посмотрел на Николаева и усмехнулся. – А, ты не знаешь этого анекдота. Решил, значит, мужик оторваться, купил дорогого пива, весь вечер пил. Утром проснулся, посмотрел на свою рожу в зеркале, и вылил все оставшееся пиво сразу в унитаз. К чему, говорит, этот долгий мучительный процесс?
Николаев не ожидал, что это его так рассмешит.
– Мы тут по вечерам с парнями в игры играем, – сообщил Жора по большому секрету. – Втроем иногда скучновато. Если в покер или бридж играешь, или не лень научиться, заходи. Ну, а сейчас пьем за прекрасных дам! Стоя, стоя, нечего сачковать!
– Призвание? – переспросила Мария и вдруг прыснула. – Нет у меня призвания. Ну честно, нет. Пыталась вон экономистом устраиваться. Сиделкой работала, няней. Платят хорошо, я вообще одурела, когда увидела, сколько, но все равно не то. Видно, я полная бестолочь, раз нет даже своего занятия.
– Я сейчас начну ругаться неприличными словами, – Дарья посмотрела ей в глаза и помрачнела. – Дядя Сережа! Ну хоть ты мне веришь? Нельзя про себя говорить плохо! Если будешь твердить, что дура, дурой и будешь, и это не смешно! Она чуть что – сразу: я дура, я бестолочь, я бездарность. В угол поставить некому!
И рассмеялась первой, взяв Марию за руки.
– Не буду, – пообещала Мария. – Ну не специально я! – тон ее стал почти умоляющим.
Николаев налил им обеим. Дарье – чуть-чуть, столовую ложку. На это она не обижалась.
– Озадачили, – призналась Мария. – Надо подумать. Попробовать, кем еще могу быть, кем работать. Сидеть без дела точно нельзя, чувствуешь себя полным...
– Маша! – Дарья топнула ногой.
– ...убожеством. А ты что подумала? Все, брейк! – она рассмеялась, крепко прижимая к себе вырывающуюся Дарью. – Ну ты совсем шуток не понимаешь! Ну вот и предложи мне занятие! Что-нибудь!
– Что толку? – Даша посмотрела на нее с сочувствием. – Сама должна найти. Ой, только без этого! «Я никому не должна!»
– Так, – Николаев взял их за руки. – Не ссорьтесь, ладно?
Они переглянулись и рассмеялись.
– Сережа, ты в женщинах ничего не понимаешь! – уверенно заявила Маша. – Мы не ссоримся. Когда мы ссоримся, это вообще смерть коровам, лучше под руку не попадать. Просто она меня так воспитывает. А я вредная. Ф-фу-у-у, как я напилась, ведь просила же не разрешать!