Этапы большого пути. Сатира без юмора

Вы спросите насчёт морали. Я — не знаю. Придумайте сами. Если вы решите, что нынешние звонари не воруют ни у кого продукты или что иное, не вводят в заблуждение нас, описывая на дощечках злодеяния честных граждан, вполне так может быть. И возможно, дети бывших звонарей уже выучились и выдвинулись, и звонить на колокольни посылают других.

Попутчики

Абраменко ехал из дома, а Адаменко был в командировке, возвращался домой. Встретились и познакомились. Обрадовались, разговорились. Почём колбаса, есть ли напряжение со стиральным порошком, завозят ли зубные щетки из Саудовской Аравии? Дед Адаменко приехал в Сибирь и остался, так как понравилось ему на Алтае землю пахать.

Абраменко звали Миколой. Адаменко — Николаем.

— Чего вы там бузите у себя, земляк? — спросил у сибиряка Абраменко.

— Мы дак не бузим. Постукали шахтёры касками на мосту и до куреней.

— На рельсах чего сидели? Мода такая у вас? Президент завещал на рельсах спать в тупике?

— Мы сидели не в тупике, — сказал Николай, почёсывая толстенную шею. — Работать надо, землю пахать, а запасных частей нет. Я — не шахтёр. А ты из профсоюза?

— У нас нехватка колбасы из-за ваших москалей. Всё сало скупили на рынках ваши.

— У нас в селе тоже проблемы, но мы не делаем скороспелых выводов. Доктора ваши и поели всю докторскую. Американское сало не нравится?

— Мы в НАТО не из-за сала вступаем. Колбаса у нас лучшая в Европе. Мы ей вам больше не дадим. И на газ менять не станем.

— И так за газ не платите, который год. Салом вашим вся Москва завалена. Можете не присылать. Шлите своим друганам ковбоям в Белый курень. Газ вам не станем перекрывать. Пользуйтесь нашей добротой.

— На чего намекаете пан Николай? Если человек не желает на своей мове балакать, так пусть едет в Шевченко или в Новосибирск. Мы не держим и попов ваших. …Што Крым? Подарил Никита Сергеевич. Он и ваши города Уральск, Оренбург, Зыряновск, Лениногорск, Павлодар, Усть-Каменогорск подарил казахам. А за Байконур с вас аренду трясут. Вы требуйте аренду за все алтайские и другие города.

— Кушайте, Микола грибы, вот мёд свежий. Чистый.

— Уверены? Я читал, что у вас сделали помойку…

— Какую? — удивился Николай Адаменко.

— Радиоактивных отходов. Знать бы надо. Молчите себе и молчите, а помойки делают. Поэтому и дети у вас в Горняке рожаются жёлтыми. Грязный мёд и грибы надо проверить…

— Шо? — удивился Николай и в нём проснулись прадед вместе с дедом. — Як вы так могите гуторить, пан Микола? У нас Чернобыли тыщу лет как не бывало. А дети рождаются нормальными. Это потом они от мутной воды желтеют. Их, скажу по секрету, в пиве закаливают. А у вас жеребёнки с шестью ножками скачут.

— То селекция называется, чтоб окороков було поболе.

— Вы мне мозги не пудрите. Дети наши вам не нравятся. Ковбасы не дадут, а мы бесплатного газу теперь не дадим. Из принципа. Соседям белорусам сольём весь. …То присоединяются, то отсоединяются. Не будет второй Переяславской рады. Помяните меня. Триста рокив вместе лямку тянули, воевали, ГЭСы строили, а теперь раздружились. Помойка. Нам за неё компьютерами, платят и жвачкой. А вам чем заплатили за отключку нашего газа до Европы? Не знаете. Ваши паны не думают о ваших чубах. Вот и трещат они. — В купе стояла вагонная тишина. «Отделились, в НАТО вступят, — думал Николай. — Может быть, тогда и у нас будут отличные дороги, тогда и бензин подешевеет. Яблоки у нас есть, виноград для вина есть, картошку будем оберегать от жуков засланных. Склады построим хорошие, чтобы ничего не гнило. Ни за нас, ни за вас никто не станет работать».

Поезд шёл уверенно, разрывая ночь светом и мокрыми от дождя вагонами. За поездом струились стальные рельсы. Они были так параллельны, что не пересекались ни за какие коврижки. В вагоне за одним столом сидели два человека и грустно думали о тех событиях, что ожидают их впереди.

— Давайте, пан Микола, выпьем за нашего Гоголя. Хороший был человек и чудесный певец земли нашей, — предложил один попутчик, наливая другому в его командировочный стакан водку.

— Я — не возражаю, товарищ Николай. — Улыбнулся Абраменко. — За пана Гоголя грех не выпить.

Рыбок жалко