Но вчера Валентинова пришла на работу не совсем в себе. Какая-то не такая. Не сказать, что весёловатая, но и грустящей не назвать. Коллеги заволновались. Хотели «скорую неотложную помощь» позвать. Раздумали. Что ж такое с Валюшкой приключилось? Раньше она, кутаясь в шаль, напевала про мороз и просила его с грустью не морозить её. В тот день выглядела особо привлекательно. Даже брови накрасила чёрным карандашом, а не оранжевым. А может быть, сходила к экстрасенсу или водички попила от Чумака. Молодо выглядит. Очень. Кому не хочется выглядеть обаятельной и привлекательной, пусть даже за окном перестроечные катаклизмы и рыночные отношения; ты мне — я тебе. Ты мне дашь понюхать духи, а тебе дам свистнуть в глиняный свисток. И стали наседать на женщину с вопросами личного характера — скажи и скажи, что стряслось у тебя, Валька, почему ты такая посвежевшая, куда делась твоя вечная озабоченность и рецидивная грусть. Пристали, словно последнюю сотню просят на венок. Золоторукова вызвала Валюшу в коридор и предложила меняться. Пообещала секрет перестроечного пирога отдать.
— Отвяжись, подруга. Дай всласть поработать, Уж как хорошо нынче пишется отчёт, — улыбнулась Валентинова. — Ничего не случилось, милые. Работаю. Что нам бабам остаётся? Не в Париже прописаны и зарегистрированы не с парижанами.
Тут отдел в коридор высыпал. Всем интересно узнать тайну великую и страшную, вероятно. Допекли женщину расспросами. Сдалась.
— Счастье у нас у всех есть. Только вы не знаете, как его сцапать и удержать. А я узнала.
— Не томи, голубушка, говори бегом.
Женщины перестали дышать. Клубы пара, скрывающие лица, иссякли. Даже мыши под холодным полом притихли, ожидая погрома.
— Расскажу вам, что со мной случилось вчера утром. Я с того самого утра стала счастливой. Самой счастливой на Земле.
— Кто ж тебя осчастливил, Валя? Удачно, значит…
— Не подумала, что и вам это пригодится. Мой секрет жизнелюбия можете всем рассказать…
Женщины похватали карандаши и блокноты. Приготовились писать, сдвинув с голов шали и платки. Тишина нависла нехорошая, как перед сокращением всех штатов заводоуправления.
— Включила телевизор вчера утром. Мои любят путешествовать. Клуб путешественников. Валенки стала я прятать давно. Изнашиваются. Смотрю, а слёзы у меня в три ручья, девки. Реву, как корова на зоре. Так мне их стало жалко. Вот горе-то где, думаю…
— В чём дело. Говори толком. Что там стряслось. Тоже реветь начнём…
— И кушают они один чай, — сказала Валя. — На прогорклом масле и муку жареную добавляют ячменную. Вот тебе и вся еда. Ничего у них нет.
— И талонов нет?
— Ничего. Живут в пустыне. Я говорила, что реветь будете, подруги.
— Как же так?
— Вот так. У нас капуста есть? Огурцы есть. Мука бывает. Лето, не разгибаясь на дачках «отдыхали». У нас земли кусочек, а у этих — песок. Ничего не растёт.
— Скоро лето придёт, девчонки. Морковки насеем, капусты насадим… Только бы не сократили.
— А если и сократят, не падайте духом, женщины. Не бывает, худа без добра. Нечего унывать. Не такие уж мы нищие. Тем бабам ещё хуже, а они тоже не унывают. Прыгают на одном месте — кто выше подскочит, той второго мужа дадут из резерва.
Некоторые женщины попытались устремиться головами вверх.
Рекламация
Матвейка Ифанов недавно выпил бутылку водки и того — загрустил всем организмом. У него с детства привычка была после баньки немного дерябать. Обычай такой. Деды дерябали. У кого, что есть жидкого. У Матвейки была с женой бутылка. Рая ещё в понедельник купила в заезжей автолавке. Положила в комод, чтобы не мешала в холодильнике. Они сели за стол в летней кухне, как обычно Рая огурцов с помидорами намесила и маслом растительным подсмашнила.
Она рюмку выпила с кумой, которая приходила побаниться. Потихоньку Матвейка разлил водку и выпивал с пельменями и простоквашей. Выпьет и запивает, а потом пельмень жуёт. Кума сразу ушла. Как выпила полстакана и ушла. Даже грибов не стала пробовать. Рая мастерица редкая грибы готовить на стол. Матвейка вышел покурить на крыльцо. Корову Пётр Матвеевич пригнал и натаскал воды в кадку. Это всё помнит Ифанов. Но дело не в этом, а в том, что голова у Матвейки после ужина загудела. Гудит, как трансформатор, что у фермы поставили. Матвейка на тракторе работает, но ничего не может понять. Гудит, аж в двух шагах слышно. Петух послушал и позвал куриц срочно спать укладываться. И Матвей следом отправился, так как тонус у него схилился и вообще состояние после выпивания стало очень скверным, если не сказать, что мерзким стало состояние души и тела. Такое мерзкое, будто ему керосину дали выпить.