Этажи

Летом я любил нежиться на балконе. Наблюдал оттуда за тем, что происходит в Логу – иногда в бинокль, который подарил мне отец, но чаще просто так. Читал книги или просто мечтал. Например, однажды меня увлекла идея составить каталог животных – ибо, повторюсь, я всегда любил всякую живность, – животных, обитающих в некоторых очерченных мною в воображении ближних пределах моего дома, моего мира. Я вознамерился внести в свои списки всех собак и кошек, перечислить все виды наших птиц. А еще – добавил бы сюда ящериц, мышей, ежей… Кошки интересовали меня особенно. Я решил, что отмечу буквально каждую из них – сумею различить по рисунку на мордочке, который у них сугубо индивидуальный, неповторимый. Мне и сейчас кажется, что задумка была прекрасная – достойная, амбициозная задача для любого юного натуралиста! Жаль, что мечты так и остались мечтами – к созданию этого каталога я почему-то так и не приступил.

*      *      *      *      *

23.30 – это время казалось мне подходящим. Даже с запасом.

Первым мне подвернулся маленький. Отсутствие у меня напарника, несомненно, увеличило долю погрешности; плюс к тому, я отчего-то волновался, и абсолютно синхронизировать два, казалось бы, элементарных действия мне так и не удалось: указательный палец правой руки нажимает 1 или 14, а большой палец левой – «старт» секундомера. Несколько раз «рассинхрон» был совсем уж явным, так что катался я туда-сюда фактически впустую. Ручка и блокнот, в который я наспех записывал номер попытки и зафиксированное число («вниз» и «вверх» поделили лист бумаги на две колонки), также создавали мне определенное неудобство. К тому же я всё боялся, что пересекусь с кем-то жильцов. Тем не менее я сделал четыре более или менее чистых прогона вниз и три – вверх. Пора была закругляться, пока маленький не взбесился, не вскипел, и переходить к грузовому.

Интересно было узнать, уступает ли «большой брат» в скорости младшенькому или габариты не мешают ему работать так же интенсивно. Конечно, показатели большого лифта должны были быть чуть выше ввиду установленных мною правил: очевидно ведь, что более длинные двери закрываются и открываются дольше…

Но тут я оказался в ступоре: маленький-то лифт был наготове, а вот специально вызвать большой я не мог – система не предусматривала такой возможности. Это был еще один нюанс, который я не учел. В часы пик лифты приезжают на этажи в случайном порядке: когда один уже занят, его на помощь спешит другой. Маленький был со мной, так что большой мог позволить себе мирно дрыхнуть. Несколько минут я соображал, как мне поступить. Возвращаться домой было обидно: я только вошел во вкус, собрал половину данных, и оставлять вторую половину на потом совсем не хотелось. Теперь мне казалось, что со временем я перестарался – слишком уж поздний час, и запас, который я с таким нетерпением наращивал, играл против меня, как балласт.

Поразмыслив несколько минут, я наконец понял, что мне нужно: выйти на улицу и поджидать у подъезда: если вдруг кто-то всё же пожалует, то невольно мне подсобит: маленький лифт сразу клюнет на этого ничего не подозревающего жильца, а я тут же подоспею и разбужу большого – успеет еще отоспаться, шалопай и лежебока!

Обычно ночная прогулка становится довольно оригинальным и приятным времяпрепровождением. Но в данной ситуации я, конечно, нервничал, досадовал на самого себя и не находил себе места – то переминался с ноги на ногу, то лихорадочно расхаживал по площадке. Я обрек себя на то, чтобы ждать у моря погоды. Может быть, не придет никто, может быть, только под утро притащится какой-нибудь пьяница, отъявленный гуляка (суббота как-никак). А может, мне повезет уже через пять минут. Или – часа через два… «Ну да, проторчу я у подъезда черт знает сколько, потом дернусь, отправлюсь домой, – продолжала моя брюзжащая соображалка, – а через две минуты народ-то и попрет косяками!» Признаться, дернуться меня так и подмывало, и это было проще всего – с обидной и надеждой на то, что как-нибудь срастется в следующий раз. И всё же я пересилил себя. К тому же сами эти мысли как-то помогли мне отвлечься.

Свежая, ясная ночь была страсть как хороша. Луна неумолимо нарастала на роскошном, плотном темно-синем небесном полотне, и при желании ее можно было бы окрестить огромной или, например, «необузданно светлой»; или – сравнить ночное светило с каким-нибудь броским и косым монгольским глазом, или придумать другую пошлость. К счастью, мне удалось удержаться от подобных нелепостей. И всё же я рассмеялся почти вслух: «Если меня увидят, меня, наверное, примут за лунатика», – подумал я. Это уж было символично.