Этажи

От холода трясло так, что вот-вот, казалось, раскрошатся зубы. Голова кружилась от едкого запаха самогона. Я бы не удивился, если бы эта дрянь могла растворить арматуру. Вонь и холод хоть как-то позволяли отвлечься от картин, мелькающих перед глазами.

«Дядя Сергей, можно с вами?»

Дима был прав. Мы виноваты. Я виноват. И не отмыться ни водой, ни спиртом. Стоило только представить, куда такие мысли могут завести моего брата, оставшегося взаперти наедине с трупами, и сразу хотелось разбить себе голову о кафель.

Вова вернулся с наполненным тазиком.

– На, – протянул мне губку. – Вылазь и отмывайся. Придурок.

Даже отмытое от самогона тело продолжало невыносимо им вонять. Я едва успел завернуться в колючее полотенце, как из прихожей послышался стук.

– Пустите меня. Сергей, пусти! – Димин голос за дверью.

Я выскочил из ванной как раз вовремя, чтобы оттянуть Полину от двери.

– Что ты делаешь? – Тетя больно вцепилась ногтями мне в руку.

– Это не он.

– Пусти!

– Полина, послушай…

– Мама, мамочка! Пожалуйста. Открой дверь! – Оно кричало. – Мне очень плохо, мама!

– Да пусти же ты!

Кровь текла по моим рукам, смешиваясь со слезами. Полина брыкалась, кусалась и царапалась, как загнанный в угол ликвидатор. Я с трудом ее удерживал.

– Полина, послушай меня, послушай меня… – Мне удалось прижаться губами к ее уху.

– Убери руки! Сергей, пожалуйста, я должна…

– Брат, помоги!

– …поверь мне, я прошу тебя поверить мне, Полина. Это не Дима! – Я тоже орал, не заботясь о ее барабанных перепонках.

Она извернулась и влепила мне пощечину, отчего мир вокруг на мгновение утратил четкость.

– Там мой сын! – Впервые эти глаза смотрели на меня с такой яростью.

Я потер пылающее лицо, в левом ухе звенел колокольчик.

– Нет, Полина. Если откроешь, мы все умрем.

– Кто тронет герму, руку сломаю. – Вова спокойно наблюдал за нашей потасовкой, прислонившись к двери. В зубах торчала папироса. – Подумай башкой своей, старая. Там Самосбор! Знаешь, что это значит, или кукуха потекла окончательно? Там невозможно выжить. Не-воз-мо-жно! Не знаю, что за хрень сюда просится, но это точно не твой пацан.

– Будьте вы прокляты… все вы прокляты… – Полина слабела в моих руках, медленно оседая на пол.

Я воспользовался моментом, когда голос из коридора перестал нас звать, и отнес тетю в комнату. Она дрожала в моих объятиях, захлебываясь рыданиями. Возможно, нужно было все рассказать тогда. Возможно, найти слова и успокоить. Возможно. Но сил ни на что не осталось.

– Насколько хреново? – Вова ждал на кухне. Я сразу понял, о чем он.

– Очень хреново.

Тельняшка кивнул.

– Сбрасывай полотенце свое. Да не мнись ты, как девка, щупать не буду. Осмотреть тебя надо.

Я послушно поднял руки и покрутился на месте, пока Вова всматривался в покрасневшую кожу.

– А это что?

Черное, скользкое пятно на тыльной стороне кисти, чуть ниже костяшек. Въелась слизь.

– Да завтрашней смены дожить хочешь? – Вова посмотрел на меня и, оставшись без ответа, добавил. – А я хочу. Садись.

Он плеснул в стакан мутной жидкости из грязной бутылки, выпил, занюхивая смазкой с протеза. Подумал и налил мне.

– Не буду.

– Как знаешь, – крякнул он и закинул в себя вторую порцию. Достал кухонный нож и проверил «живым» пальцем острие.

– Сгодится.

Мне уже было все равно, пускай режет, рвет, кромсает, сдаст чекистам или пустит сюда Самосбор. Плевать.

– Будет больно, малой.

– Не больнее, чем ей. – Я кивнул в сторону комнаты, откуда еще доносились редкие всхлипы.

– Ага.

Вова снова закурил. Его протез сжал мое запястье крепче пассатижей.

– Ты полотенце-то закуси. Закуси, тебе говорю!

Кромка ножа коснулась кожи.

– Готов?

– М-м.

– Да я из вежливости спросил. Только постарайся не обоссаться.

И я честно старался.

***

Горечь дыма позволяет отвлечься от голода на какое-то время. Я жадно делаю вторую затяжку и устраиваюсь на подоконнике удобнее. За окном по-прежнему ничего нет. Вряд ли так было всегда, но теперь это не важно.

…Самосбор длился чуть больше девяти часов. Еще около часа потребовалось ликвидаторам, чтобы зачистить этажи от последствий. Как только нам разрешили выходить, я первым делом бросился в квартиру напротив. И никого там не нашел. Даже тела пропали.

Ликвидаторов удалось догнать лишь пятью этажами выше.

– Не путайся под ногами, гражданский! – бросил один, глядя круглыми стеклами противогаза.

Удар по печени оборвал дальнейшие расспросы. Могли и застрелить. Звонить тоже оказалось некуда. Где искать Диму, среди мертвых или живых, никто не знал.

Пока мы сидели взаперти, Полине удалось на какое-то время прийти в себя. Она даже извинилась и сделала вид, что поверила в мою историю. Конечно же, я все ей рассказал. Не стал уточнять лишь про Славика.

Но после того, как Дима пропал, в глаза тети вернулось подозрение. Она металась по комнате и заламывала руки, крутила дрожащими пальцами самокрутки и выпила все свои настойки. Затем пошла по этажам, стучась к соседям и спрашивая, не видел ли кто-нибудь ее сына.

А через два дня Дима вернулся. Спокойный и сосредоточенный, в новой одежде и даже с новой стрижкой.

– И опять я угадал с тем, где тебя искать.