Этажи села Починки

Руки почувствовали, как повело в сторону сачилище. Студент ловко дернул его из воды, в сетке сачка пружинилось темно-коричневое тело налима.

Не успел Митрий насадить на крючок, запрыгал и вдруг ушел в воду соседний поплавок. И вот уже лещ, сорвавшись, запрыгал на росной траве.

С завистью разгоряченного охотника смотрел Юрий на трофеи Митрия и прозевал свою первую поклевку.

— Подсекай! — прошипел Митрий, тараща глаза на поплавки растерявшегося студента.

Юрий неловким движением подсек и тут же почувствовал, как упруго заходила леска по воде. На крючке билась рыбина, и сердце его билось в такт этим ударам.

Клев кончился так же внезапно, как и начался. Было совсем светло, но солнце еще не всходило. На воде играли светлые блики предосеннего утра. Вода уже была по-августовски прозрачной и стеклянно звонкой. Где-то совсем рядом ворковала поздняя горлинка. Еще острее запахло илом и отсыревшим багульником.

— Сматывай удочки. Бал окончен…

Митрий стал собираться.

— На восходе солнца, может, клюнет?

— Нет, — Митрий сожалеюще посмотрел на молодого человека. — Оставайся. Мне на работу пора. Только не забудь садок и вот это.

Кивком головы он показал на корзину.

— Давай…

И зашагал в сторону кустов.

Дома Митрий до завтрака успел достать из колодца воды, налить полный бочонок, стоящий посреди двора. Потом вывел из сарая мотоцикл, заправил его, смазал и, сняв рубаху, умылся до пояса.

Время близилось к семи. Позавтракав, он с треском выехал со двора и порулил в сторону Лисьих холмов, оставляя за собой на росной траве узкую коричневую полосу.

Глаза мотоциклиста привычно скользили по разнотравью, которым покрыта старая, некогда хорошо наезженная проселочная дорога. Нынешняя теперь пролегала с левой стороны и также была хорошо наезжена, но Митрий нарочно ехал старицей: не так пыльно и мягче ехать.

Здесь все знакомо Митрию, каждая кочка, каждый кустик… И кажется ему, что он чувствовал, ощущал всем существом своим не только эту дорогу, эти холмы и низины, взгорки и балки, а и все то, что лежит вокруг, все те места вокруг, которые он истоптал босыми ногами в детстве, изъездил за эти годы, где он гулял, пахал, сеял, косил…

Упруго и тепло бьет ветер в лицо, ветер родных полей, отчей земли. Ласково треплет волосы на голове, теребит рубаху. Пахнет этот ветер чем-то до боли родным, памятным с далекого детства, таким близким и вместе с тем таким давним и милым сердцу.

Еще раньше, издали Митрий увидел, что впереди кто-то шел. Это была женщина. Шла она неторопливой походкой, стройная, с коротко подстриженными, цвета спелой ржи, волосами. Короткое летнее платье, лакированная сумочка в руках. Что-то вроде знакомое было в ее фигуре, но кто она?.. Митрий своих починковских всех знал наперечет.

Незнакомка ступила в сторону, обернулась. «Она, Наташа, — мелькнуло в голове, — значит, не зря он два дня назад слышал где-то, что Илюхина приехала…»

Руки машинально сбросили газ, Митрий соскочил на дорогу, в трех шагах стояла она, Илюхина, стояла и улыбалась. Крупные серые глаза ее тоже светились улыбкой, и было в них выражение не то испуга, не то удивления — слишком уж неожиданной получилась их встреча.

— Здравствуй, Наташа…

— Здрасьте…

— Я знал, что ты вернулась, — сказал Митрий первое, что пришло ему в голову.

— Приехала три дня назад… А ты все такой же…

— Что ты?.. — Митрий всматривался в лицо молодой женщины, которую видел последний раз лет восемь назад, которую любил когда-то, да так, что не находил себе места, которую, наверно, и сейчас любит.

Теперь казалось, что она стала еще красивей и милее, светилась она той красотой, которой наделяет природа женщин после тридцати.

— Ну, говори, что ты, как ты? — Митрий пытался побороть волнение, старался взять себя в руки. — Я вот живу так же, работаю… Семья…

— Знаю, — прервала она его. — Валентина мне рассказывала обо всех наших, в том числе и о тебе.

— Ты-то как?..

— Приехала вот. — Митрий заметил: она волновалась не меньше его. — Отца похоронили без меня.

— Знаю.

— Теперь с мамой буду жить. Старенькая она стала, да и больна. Еду вот в район. Фельдшером думаю работать.

— А я — лечиться…

Наташа улыбнулась, но улыбка ее на этот раз получилась горестной.

Митрий слышал, что с мужем она разошлась, но спрашивать об этом не стал. Только сожалеючи произнес:

— Эх, Наташенька, я и до сих пор жалкую, что жизнь у меня не с тобой сложилась…

— Знать, не судьба, Митя, — нижняя пухлая губа ее красивого рта заметно дрогнула.

— Я думаю, нам надо встретиться, поговорить.

— Нет, Митя, милый, не надо. Тут сразу из мухи слона раздуть могут. Да и ни к чему…

— Надо, — умоляюще произнес он.

— Ушло наше с тобой время, истекло…

— А если я…

— Нет… Спасибо, что я буду хоть изредка видеть тебя. Прощай, вон уж автобус мой идет. — Она легонько махнула рукой.

Митрий вскочил на сиденье, и его машина, выстреливая сизые клоки дыма, ревя на больших оборотах, рванула с места.

11