Впервые за всю свою долгую жизнь видит это чудо — дома в два этажа — село Починки.
Рассказы
Лирик
На дворе стояла осень. С поля дул теплый ветер, пахнущий пересохшей соломой и поздними травами. Кричали петухи. Воробьи дружными стаями носились над пустырем. Почти не грело, но ярко светило солнце.
В такое время в правлении колхоза малолюдно. Пока стоят погожие дни — все на уборке сахарной свеклы. И у счетоводов дел стало больше. Пройдешь по коридору, сразу определишь по стуку костяшек, шелесту бумаг, телефонным разговорам, где здесь бухгалтерия.
Иван Кузьмич Олейников запряг коня по кличке Цыган в неизменную председательскую линейку и ждал. Павел Филиппович вот-вот должен выйти. Вообще Олейников не должен был запрягать лошадь. Между ним и председателем давно существовал уговор — последний запрягает сам.
Помнит Кузьмич, как впервые увидел нового председателя. Тогда он попросил обучить его немудрящему делу обращения с упряжью. «Чудной человек, — удивлялся старый конюх. — Председатель, а учится нашему ремеслу. Городской, потому и интересно ему…»
Один раз Кузьмич не вытерпел, спросил: «А что это вы, Павел Филиппович, упряжью так интересуетесь? Зачем она городскому человеку?» Посмотрел на него председатель и говорит: «Как раз я и не городской, а сельский. Только рано, почитай с десяти лет, меня на шахты увезли. Крестьянские навыки, какие были, — утерял, а главное — тяга к земле вот тут у меня с тех пор. — Он постучал ладонью по груди. — Так-то…»
В этот раз конюх нарушил условие: знал — Пахарев спешит. В девять председателю надо быть за солонцами у трактористов. А вот и он — небольшого роста, плотный. О таких говорят: ладно скроенный.
— Ковалев появится, пусть подождет, — громко сказал он кому-то, закрывая дверь.
— Доброго здоровья, Кузьмич, — поздоровался председатель с Олейниковым, поглядывая на Цыгана и лукаво подмигивая. Конюх улыбнулся, обнажая прокуренные зубы.
…Еще в конце войны Павел Филиппович Пахарев приехал сюда, в степное село. Поначалу было трудновато. Люди относились к нему с некоторым недоверием: приезжий, городской…
Начинал с малого. Во-первых, надо было всем дать понять, что приехал сюда надолго. Привез сразу же семью. Купил небольшую скромную избенку. Знал председатель: личный пример — большое дело.
Люди к председателю, казалось бы, попривыкли. Но нет. Он удивлял сельчан то тем, то другим.
Известно, например, что летом, в страдную пору на селе ложатся с солнцем, потому что вставать рано. В избе же председателя свет горел далеко за полночь. И что удивительно: поднимался он не позже, а гораздо раньше многих.
«И что он делает по ночам?» — недоумевали в селе. «Книжки какие-то читает, — пояснял тракторист Стеша Козелок, — ей-богу правда. Читает и пишет что-то, да чай стакан за стаканом хлещет…»
«Скажи на милость… А ты-то почем знаешь?..» — «А я корову стерег на задах и все видел. Корова у меня заболела. Четыре дня в стадо не ходила…»
Считай все лето, после работы, председатель копается в огороде. То картошку окучивает, то свеклу прорывает, то помидоры. А то взял привычку босиком ходить. Закатает штаны и — поливает капусту. На селе это испокон веку — бабье дело. Спрашивают его: ты что же это, Павел Филиппович, сам поливаешь? А я, отвечает, щи густые люблю. Никто, кроме меня, не любит такие густые…
«А председатель-то наш того…» — замечали одни. «Ни рыбак, ни охотник, а кулик-болотник… Живая натура», — говорили другие.
Возвращался однажды под вечер Павел Филиппович с дальних полей. И надо же было такому случиться, что, не доезжая до спуска ко второй лесополосе, заглох мотор. Шофер залез под капот, стал копаться в старом драндулете, а председатель вышел на дорогу — размяться. Видит, с горы в наметившихся сумерках по дороге, прямо на него стог сена катит. Пахарев оторопел даже. Что такое? Автомашина с сеном? Не похоже. Слишком мала. Подвода? Быстро катит. Привидение, да и только. Между тем привидение остановилось. И вылазит откуда-то из-под стога Сеня Ткач, учетчик второй бригады.
— Здорово, Сеня.
— Здрасте, Павел Филиппович, — растерянно отвечал Ткач.
А Пахареву не то диво: откуда везет учетчик сено, а то — как везет. Обошел вокруг, потрогал рукой — легкие деревянные стойки, соединенные алюминиевой в карандаш толщиной проволокой. И все это сооружение ладно установлено и укреплено на мотоцикле с коляской. Всего-то и места свободного, где руль да через седло ногу продвинуть.
— Ин-те-рес-но! А сенцо-то, сенцо-то, что твой чай…
— Я это… тово… — заволновался Ткач, — подбил кое-где по окрайкам, над дорогой…
Ничего не сказал председатель, только еще раз сено похвалил да удивился рационализаторским способностям Ткача.
В тот вечер Пахарев еще двоих таких же рационализаторов повстречал.
А на следующий день всех троих вызывают в правление. Ну, думают мужики, пропали. Не то что сено — мотоциклы конфисковать могут. У Егора Спицына в прошлом году отобрали: мешок ячменя вез поросенку…
Входят, а Пахарев словно ни в чем не бывало приглашает садиться, улыбается и спрашивает:
— По скольку вы сена на покосе по процентовке заработали?