Этьен Винтерфилд — лучший маг-следователь Глорихейма (СИ)

— Общался, много общался, — закивал монах, преданно глядя мне в глаза. — Очень уж выделял его магистр Кельпир.

— Вот как, — задумчиво проговорил я, не понимая, что мне во всем этом казалось подозрительным. Скорее всего, это был сам факт того, что племянник эконома закончил тот самый факультет, на котором обучались недозаклинатели. Руки чесались рвануть в Управление и допросить тех по-хорошему, но сначала нужно было закончить здесь.

— И когда состоялся последний визит магистра в монастырь? — поинтересовался я у очень сильно желающего поделиться со мной сведениями брата Тариема.

— Так два дня тому назад уехал, — угодливо отозвался тот, снова шмыгнув, и уставил на меня воспаленные красные глаза. Простуда у него или аллергия?

— Благодарю за сведения, брат Тарием, — ответил я, стараясь больше не морщиться — но настойка настолько неприятно фонила какой-то гадостью, что не морщиться было очень сложно — и отпустил информатора, решив, что если будут к тому еще вопросы, то направлю к нему одного из помощников.

— Вы же не думаете, что магистр Кельпир может быть к этому как-то причастен?! — набросилась на меня госпожа легат, заставив удивиться. Не ожидал я от нее столько эмоциональности. Видимо, сухарь дал трещину.

— Проверим, — флегматично ответил я, откладывая в сторону папку с делом брата Тариема. Оставались всего только восемь монахов и сам эконом.

— Этого не может быть! — снова патетично выдала представитель Ордена. — Вы слышите?

— Почему вы так решили? — вздохнув и пожелав самому себе набраться терпения, спросил я.

— Потому что такого не может быть!

Я едва не зааплодировал такому аргументу.

— Вы…. Да, что вы…. Он такой…. — эта женщина, пожалуй, удивляла меня все больше и больше. Наконец, она совладала со своим дыханием и мыслями и произнесла гневно:

— Магистр Кельпир — самый молодой и талантливый богослов, когда-либо получивший такую степень. Он уже известен и оценен за пределами королевства. Ему прочат большое будущее, поэтому он никогда бы не стал ввязываться в подобное грязное дело. Это немыслимо!

— Вы с ним знакомы? — спокойным в отличие от нее тоном поинтересовался я.

— Нет, не лично, — мне показалось, что она покраснела? — но я читала его диссертацию.

«Терр меня подери! Она читает богословские диссертации! Неужели, ей уже за сорок?»

— И знакома со многими уважаемыми людьми, которые восторженно отзывались о магистре Кельпире как об умнейшем и достойном человеке. Ему прочат…. Впрочем, это неважно, — добавила госпожа легат уже строго и с ноткой превосходства, словно давая этим понять, что я в плане этих качеств до неизвестного мне пока магистра не дотягивал.

«Монашка, влюбленная в богослова — прямо-таки сюжет для пошлой мелодрамы!» — подумал я. — «Интересно, не потому ли она прибыла сюда потому, как узнала, что тот тут часто бывает? Может быть, раз она теперь знает, что опоздала на пару дней, то перестанет мозолить глаза и уедет?» — во мне проснулась некоторая надежда.

— Проверим, — произнес я уже набившее мне самому оскомину слово и, желая показать, что продолжать разговор о достоинствах богослова не намерен, пригласил к разговору следующего монаха.

Никто из следующих допрашиваемых словоохотливостью брата Тариема не обладал и не смог сказать ничего нового о своем погибшем товарище, как, впрочем, и о магистре Кельпире. Да, они знали, что тот приезжал, видели, слушали лекции, но близко с тем знакомиться им не доводилось. Выслушав все это, я бы не удивился, если бы узнал, что брат Наир был единственным, кроме, естественно, своего дядюшки, с кем богослов общался.

Дядюшка магистра шел последним в этой монашьей очереди. Довольно-таки крепкий мужчина — я почему-то представлял его себе сгорбленным от вечных забот старичком — уверенно зашел в кабинет, который настоятель мне любезно предоставил для собеседования с братией, и уставился на меня немигающим, но при этом осуждающим взглядом. Однако подобное перестало на меня действовать с тех пор, как мне исполнилось лет пять.

— Я вас слушаю, — устав играть в гляделки, выдал тот.

«Надо же!»

— Будьте добры, расскажите нам о брате Наире, — вежливо попросил я эконома. Тот кивнул и зачем-то бросил недовольный взгляд мне за спину. Видимо, не одному мне не нравилось присутствие орденской посланницы на допросе.

— Брат Наир был достойным членом нашего братства. Искренне верующий, почтительный…. — и далее, следуя по словно кем-то написанному одному для всех тексту, почти слово в слово повторил он высказывания предыдущих опрашиваемых. Мне стало интересно, обо всех своих собратьях эконом скажет то же самое.

— А что вы скажете о брате Тариеме? — наугад спросил я и получил в ответ удивленный взгляд.

— Почему вы о нем спрашиваете? — брат Шеор изо всех сил старался держаться расслабленно.

— Простите, брат Шеор, но здесь вопросы задаю я, — мягко напомнил я эконому, получив в ответ очередной недовольный взгляд.

— В обители нет недостойных братьев, — ограничился тот кратким высказыванием. Что же, это тоже кое о чем сказало.