– Завтрак – это чудесно, – пробормотала она. Если честно, разговоры, ведущиеся за завтраком, действовали ей на нервы. В утренних трапезах в этом доме было что-то такое, от чего она чувствовала себя не в своей тарелке. Что бы ни обсуждали ее родственники, как бы обыденны ни были темы их бесед – например рост цен на рис, – они не могли не язвить. Все их разговоры куда больше походили для позднего вечера, когда служанки уходили в свои каморки, и на полированные полы дома опускалась тьма.
– Джульетта, дорогая, ты хорошо спала? – проворковала одна из ее дальних тетушек, едва она и ее отец приблизились к столу.
– Да, Ā yí, – натянуто ответила Джульетта, садясь за стол. – Я очень хорошо спала.
– Ты опять подстригла волосы? Да, наверняка. По-моему, прежде они не были такими короткими.
Кроме того, что ее родственники отличались докучливостью, их, то приезжающих в дом Цаев, то покидающих его, к тому же было так много, что Джульетта не испытывала особых чувств ни к кому из них. Исключением были только Розалинда и Кэтлин, ее двоюродные сестры и единственные подруги. Все остальные были просто теми, чьи имена и степень родства ей нужно было помнить на тот случай, если когда-нибудь ей что-то понадобится от них. Та тетушка, которая сейчас трещала у нее под ухом, приходилась ей настолько дальней родней, что вряд ли в будущем от нее может быть какой-то толк. Непонятно, почему она вообще завтракает с ними за одним столом.
– Ради бога, dà jiě, дай малышке передохнуть.
Джульетта вскинула голову и улыбнулась, глядя на мужчину, чей голос прозвучал с другого конца стола. Если подумать, есть еще одно исключение – господин Ли, на которого она смотрит как на любимого дядю.
– Xiè xie, – одними губами произнесла она.
В ответ на ее «спасибо» господин Ли приподнял свою чашку с чаем; его глаза весело блестели. Дальняя тетушка фыркнула, но перестала трещать. Джульетта повернулась к своему отцу.
– Итак, Bàba, – сказала она, – вчера ночью, если верить тому, что мне сказали, один из наших людей столкнулся в порту с пятью Белыми цветами, после чего вырвал собственное горло. Что ты об этом думаешь?
Господин Цай задумчиво хмыкнул, сидя во главе длинного прямоугольного стола, затем потер переносицу и глубоко вздохнул. Интересно, подумала Джульетта, когда он в последний раз спокойно спал всю ночь, спал таким сном, который не прерывали ни тревоги, ни поздние встречи. Чужой человек не заметил бы, что он утомлен, но Джульетта знала – это именно так.
А может, ему просто надоело сидеть каждое утро во главе этого стола и с утра пораньше слушать, как все они точат лясы. До отъезда Джульетты их обеденный стол был круглым, таким, каким и должны быть китайские столы. Наверное, его заменили просто для того, чтобы понравиться гостям с Запада, которые являлись в дом Цаев, чтобы встретиться с его хозяином. Но результат оказался скверным – теперь многочисленные родственники, собирающиеся за ним, не могли переговариваться с тем, с кем хотели, как тогда, когда они сидели кружком.
– Bàba, – попыталась Джульетта поторопить отца, хотя и знала, что он все еще размышляет. Ее отец был скуп на слова, а она терпеть не могла молчания. Даже когда вокруг царила суета – служанки сновали туда-сюда, то входя в кухню, то выходя из нее, и за столом велось сразу несколько разговоров, одни громче, другие тише, – она не выносила, когда отец медлил с ответом на ее вопрос и заставлял ее ждать.
Впрочем, даже если сейчас он пойдет ей навстречу, господин Цай только делал вид, будто его заботит так называемое массовое помешательство. Джульетта видела – эта история была пустяком на фоне огромного списка проблем, требующих его внимания. Разве серьезным людям есть дело до слухов о каких-то там странных тварях, выплывающих из реки, когда Гоминьдан и коммунисты вот-вот столкнутся друг с другом, когда они готовят винтовки и снаряжают войска?
– Рома Монтеков сообщил тебе только это? – спросил наконец господин Цай.
Джульетта вздрогнула, она ничего не могла с собой поделать. Четыре года она сжималась при одной мысли о Роме, и теперь, когда его имя было произнесено вслух – причем не кем-нибудь, а ее отцом, – это показалось ей чем-то неприличным.
– Да.
Ее отец забарабанил пальцами по столу.
– Я подозреваю, что он знает больше, чем говорит, – продолжила она, – но предпочитает быть осторожным.
Господин Цай опять погрузился в молчание, позволяя окружающему шуму то становиться громче, то стихать. Возможно, сейчас его мысли заняты чем-то другим, подумала Джульетта, ведь он крайне индифферентно отнесся к вести о том, что наследник Белых цветов вторгся на территорию их семьи. Учитывая, насколько для Алой банды серьезна кровная вражда, напрашивается вывод, что теперь первостепенное значение имеет политика, раз уж господин Цай почти не обратил внимания на то, что Рома Монтеков так дерзко нарушил правила.
Однако прежде, чем ее отцу представилась возможность сказать что-то еще, распашные двери кухни открылись с таким грохотом, что тетушка, сидящая рядом с Джульеттой, опрокинула чашку с чаем.