Эти чудовищные узы

Глава 18

Настоящее

Обед с Николасом начинается с напитков. Я уже навеселе, когда опускаюсь в кресло напротив него в одном из ресторанов отеля. Это место действительно похоже на собственную деревню для больных, извращенцев и страждущих.

Но у Николаса есть напиток, который ждет меня, похоже, ром с колой, и я готова принять этот недуг в любой день. У него также есть ледяная вода, и я киваю ему в знак благодарности за то и другое, прежде чем потянуться за алкоголем.

— Тебе лучше притормозить, малышка, — предупреждает он меня. Я хочу сказать ему, что я не гребаный ребенок, но вместо этого я просто пью.

Он закатывает глаза и опирается предплечьем на стол. Никто еще не пришел принять наш заказ, и я рада этому. Я хочу сначала разобраться с этим. Тогда я буду знать, смогу ли я есть без рвоты.

Николас одет в белую рубашку, рукава закатаны у предплечий. Он криво улыбается мне, когда я допиваю свой напиток и тянусь за водой, но улыбка не совсем соответствует его глазам.

— Что происходит между тобой и Джеремаей? — спрашивает он меня.

Вопрос застает меня врасплох. Я позволяю ледяной воде пройти по моему горлу, охлаждая жжение от рома.

— Почему ты не спросил его об этом?

Его глаза сужаются в щелки.

— Я спросил. Но теперь я спрашиваю тебя.

Я откидываюсь назад, беру со стола полотняную салфетку и разворачиваю ее, натягивая на колени, чтобы было чем заняться, несмотря на то, что еды пока нет.

Я сжимаю руки на коленях.

— Что он сказал?

Николас проводит рукой по лицу.

— Вы двое похожи больше, чем ты думаешь, — сказал он, застонав. — Вы определенно брат и сестра. Стопроцентный Рейн и стопроцентные засранцы.

Я громко смеюсь.

— Мы не похожи, — возражаю я.

Я не хочу, чтобы мы были похожи. Мы не можем быть похожи. Я не думаю, что я святая, по крайней мере, по воображению. Но Джеремайя хуже самого сатаны.

— Он бы застрелил Кристофа ради тебя, сегодня утром, — говорит Николас, внезапно посерьезнев, глядя на меня сквозь светлые ресницы. — Он убил бы его в той комнате для совещаний и попросил бы кого-нибудь сжечь тело. Ты это знаешь?

Я отмахиваюсь от его предположения, что каким-то образом Джеремайя действительно изменил свое отношение ко мне. Я хочу, чтобы это было правдой. Но он только притворялся, чтобы заставить меня согласиться избавиться от Джули и Несвятых. И Люцифера, напоминаю я себе.

— Неважно. Он нацелил пистолет мне в голову только прошлой ночью и нажал на гребаный курок. Или ты забыл об этом?

Выражение лица Николаса серьезное.

— Нет, — говорит он, его голос звучит резко. — Я не забыл. И не забуду, — он наклоняется вперед, опираясь локтями на стол. — Но я не думаю, что Джеремайя тоже забудет. Я думаю, он сожалеет об этом.

— Это то, что он сказал? — спрашиваю я, зная, что это не так.

Николас не отводит от меня взгляда.

— Нет, — правдиво отвечает он. — Но я знаю его. Больше, чем ты. Больше, чем кого бы то ни было. Он сожалеет об этом. И он сожалеет, что поставил тебя в такое положение, чтобы сделать что-то, что, как он знает, причинит тебе боль…

— Воу, — перебиваю я, качая головой. — Кто сказал, что это причинит мне боль?

Николас откинулся назад и прочистил горло.

— Джеремайя знает о Люцифере. Это он нашел тебя, помнишь? Или ты забыла?

— Он не знает, что произошло до того, как он нашел меня.

Я даже не знаю, что произошло до того, как он нашел меня. Я помню, как узнала, что моего брата больше не зовут Джейми. Что он превратился в Джеремайю. Я помню, как проснулась в парке, глубоко в лесу, далеко от психушки. Мои глаза горели от этого воспоминания. Но я не знала, что произошло на самом деле.

Никто не знал.

Никто, кроме Люцифера.

И он сбежал, как и обещал.

Я отодвигаю это воспоминание в сторону. Сейчас у меня нет времени думать об этом дерьме. Слишком поздно для сожалений, как с моей стороны, так и со стороны Джеремайи.

— Если ему так чертовски плохо от этого, — огрызаюсь я, пытаясь проветрить голову, — тогда почему он заставляет меня это делать?

Николас поднимает брови.

— Ты действительно не знаешь?

Я качаю головой, моя вспыльчивость нарастает.

— Нет, блядь, я действительно не знаю.

Он вздыхает и показывает на бар, чтобы принесли еще один напиток. Я замечаю, что у него есть только вода, но мне все равно. Я могу выйти из-под контроля. Джеремайя может поднять меня на ноги или позволить мне умереть. Меня устроит и то, и другое, лишь бы я смогла выбраться из своей чертовой головы.

Бармен, человек, которого я едва знаю, ставит напиток на стол. Обычно я сюда не хожу. Это место Джеремайи и Николаса. Обычно это место предназначено для мужчин.

Я беру напиток, не глядя на мужчину, который уходит.

— Потому что он хочет позволить тебе отомстить.

Мне требуется все мое самообладание, которого и так не хватает, чтобы не швырнуть стакан в стену.