— Я хочу сказать, — начал он, впадая в обычный тон. каким разговаривал с женщинами: — Amicus Plato,sed magis amica veritas!
— То-есть? — спросила Рахиль.
— Платон друг, но истина еще больший друг!
— То-есть? — повторила Рахиль и замедлила шаги.
— Переселение евреев — омоложение антисемитизма?!
— Умная истина! Скажите ее нашему Левке! — ответила Рахиль, и в голосе ее сверкнуло раздражение. — Ваш Мирон Миронович в Москве кричит: все евреи торговцы, пусть идут на работу! А здесь, где евреи на работе, он кричит: не давайте евреям землю, пусть идут на торговлю!
— Зачем вы сердитесь! Я же не Мирон Миронович!
— У нас есть такие колонисты: возьмут ссуду, проедят и едут в город на свою ярмарку. Один еврей — ярмарочной, так уже все ярмарочники!
— Дело не в этом! Дело, как выражаются, в широких массах! — Канфель осторожно коснулся правым плечом плеча Рахили. — Скажите по совести, русские соседи живут с вами, как собака с кошкой?
— Сначала они говорили: чтоб еврей пахал, где это видано, ха-ха! — Мы сняли хороший урожай, вот вам и ха-ха!
— А посерьезней ничего не было?
— Стравили суданку!
— Ага!
— Что ага? Наши парни тоже не дураки. Поехали верхом и загнали всю скотину в «Фрайфельд». Утром вся деревня бежала на нас с вилами, с топорами, с чем хотите!
— Вот видите!
— Ничего не видите! У нас тоже есть вилы и топоры! Дали им острастку и конец!
— И вы верите, что они переменились к лучшему? Рахиль, вы не девочка! Это смешно!
— Что мы ходим к ним на праздники, а они к нам на представление — тоже смешно? Что я у них поднимала черный пар нашим трактором, а они нас учили ходить за овцами — тоже смешно? — Рахиль вырвала руку из-под руки Канфеля и иронически предложила: — Так смейтесь себе на здоровье!
— Смеяться я не буду! — ответил Канфель. — Но согласитесь, евреям было бы не плохо, если бы в Крыму была национальная территориальная единица, а не озетовское недоразумение!
— Ах, вот что вы хотите, рэбе Канфель!
— Какой я рэбе! — с горечью произнес Канфель и опять взял Рахиль под руку. — Однако ваш язычок колется, как гвоздь в сапоге!
— Вы — настоящий рэбе! — повторила Рахиль. — Вам надо носить ермолку и пейсы! Какое еврейское царство вам хочется?
— Рахиль!
— Возьмите на прокат у тети Ривы царя Соломона! А наши соседи — русские, немцы, татары. Они — большинство, мы — меньшинство! Что, мы должны завоевать их? Вот это таки смешно!
— У каждого чуваша есть своя республика. Почему у еврея не может быть? Надеюсь, еврей равен чувашу!
— А Биро-Биджан?
— Это болото за тридевять земель!
— За тридевять земель? — Рахиль ехидно посмотрела на Канфеля и вызывающе бросила ему: — Палестина тоже за тридевять земель!
Канфель с удовольствием перевел бы разговор на другую тему, но вопрос о Палестине волновал его с шестнадцати лет, и спорил он по этому поводу со многими. До революции Канфель примыкал к кружку сионистов, Палестина, Бялик не сходили с его языка, он замыслил отправиться в Иерусалим, и, если бы его не задержала военная служба, а потом революция, он давно жил бы в Тель-Авиве у своего дяди-мануфактуриста. Канфель верил, что мучения евреев кончатся, когда все они со всех концов света соберутся на земле своих предков, организуют еврейское государство, имеющее регулярную армию и полномочных представителей во всех странах. Он следил за жизнью в Палестине, беседовал с побывавшими в этой стране, его волновали палестинские неурядицы, он — поклонник великобританского законодательства, порицал англичан за их политику в Палестине. Он записался в члены Озета, потому что, по его мнению, это было единственное официальное учреждение, защищающее интересы евреев в СССР; но он, бывший сионист, негодовал на это общество, которое разрешало еврейский вопрос, забыв об историческом величии Израиля.
— Что вы сравниваете, Рахиль? — сказал Канфель. — Палестина — это интернациональная идея, а Биро-Биджан — национальная нужда! В Палестину молодежь рвется, а в Биро-Биджан ее тянут, как кошку за хвост!
— Биро-Биджан — жизнь и счастье евреев, которые работают! Там идет начинание еврейской истории! — воскликнула Рахиль, нервно пожав плечами. — Палестина — военный лагерь англичан. Там молодежь забирают в солдаты и шлют в Индию. Молодежь идет не на идею, а на резню!
— Это неважно!
— Что неважно? Евреи требуют национальной независимости и палят в индусов, которые требуют то же самое?
— Англичане не индусская мама! Они — коммерсанты. Зато они отдадут Палестину евреям!
— Каким евреям? Вся земля заселена арабами. Один надел имеет цену в пять тысяч. Постройка, инвентарь, удобрение, семена — еще пять тысяч. Какая молодежь имеет такой карман?
— Почему вся молодежь лезет в помещики? Там тоже может притти октябрь и смести железной метлой всех помещиков! — сострил Канфель. — У молодежи есть руки!
— И у арабов есть руки. Они дешевле и выносливей. И вдобавок, из-за английских фокусов режут конкурентов! Вы знаете об еврейских погромах в вашей земле Авраама?
— Знаю! Возмутительно! — признался Канфель, начиная уставать от ходьбы. — И все-таки повторяю: Палестина для еврея, как мед для медведя. В Палестину стремятся!