Эти непонятные корейцы

Массовости этих зрелищ способствует и великое их многообразие. Драмы здесь штампуются с учетом возрастных и интеллектуальных запросов самых разных категорий населения. Гибко распределяется и время демонстрации. Мелодрамы, идущие утром и днем, затрагивают, как правило, молодежно-семейные темы, и предназначены для домохозяек в возрасте примерно от 25 до 35 лет. Днем идут фильмы для старшей аудитории, затем, часов в 5—6, подростковые сериалы, а вечером, когда возвращаются домой студенты и служащие, демонстрируются мелодрамы на более интеллектуальную тематику — производственную, университетскую или историческую. Поздно вечером идут сериалы для специфической молодежной аудитории, взращенной на американском кинематографе. Эти драмы помимо любовной лирики включают в себя элементы триллера, мордобоя и проч.

Все вышеперечисленные категории корейских мелодрам различаются в основном по антуражу, на фоне которого разворачиваются основные события. По сути же все они едины: это стопроцентное «мыло», художественный и интеллектуальный уровень которого в России оценили еще во времена рабыни Изауры.

Любопытно, кстати, отношение корейцев к «драмам». Известный парадокс российского зрителя, который понимает, что смотрит чушь, и тем не менее ее смотрит, в Корее полностью отсутствует. Корейский зритель внимает происходящему на экране с доверчивостью ребенка, без тени сомнения или сарказма. Причин этому много — и вообще доверчивость корейцев к тому, что вещают в эфире (раз говорят — значит, имеют на это право), и традиционное конфуцианское уважение к интеллектуальному труду (раз писатель написал пьесу, которую экранизировали, значит, она того стоит). Но главное, что делает Корею землей обетованной для создателей и распространителей всевозможных мыльных опер, — это знаменитая корейская чувствительность, в которой не стыдятся признаться даже мужчины.

Хотя корейская пословица говорит, что настоящий мужчина плачет только три раза в жизни: когда рождается, когда умирают его родители и когда гибнет страна, — реальность сильно отличается от этого постулата. Я, привыкшая к западным стандартам мужского поведения, была, признаться, сильно удивлена, когда не раз и не два слышала признания корейских мужчин в том, что они любят смотреть сентиментальные фильмы и часто плачут. Причем заявляли они это с гордостью, поскольку, видимо, считали подобную чувствительность свидетельством тонкой и высокоорганизованной психики.

Особенности корейской мелодрамы

Как известно, сериал, подобно любой разновидности «искусства для народа» (женскому роману, жестокому романсу, тюремной балладе и т. д.), имеет свои стойкие стереотипы. Стереотипы корейской мыльной оперы сильно отличаются от привычных нам, скажем, латиноамериканских. Корейские «мыльные» герои говорят на своем языке, непонятном западному человеку и при самом гениальном переводчике, — вот почему голубая мечта корейских кинематографистов о завоевании западного рынка в реальность упорно не воплощается.

Итак, что же это за язык, что за особенности?

Первое, что бросается в глаза при просмотре корейской мелодрамы, — необычайная даже для сериала примитивность актерской техники, характерная скорее для провинциального театра XIX века, чем для современного зрелища. Все фальшиво, натужно и вымученно до чрезвычайности. Действующие лица находятся в состоянии непрерывной, как сказали бы в старые времена, аффектации. Заламывание рук, слезы величиной с перепелиное яйцо, душераздирающие вопли с искаженными лицами и обмороки героев здесь вещи совершенно обыденные, и если за стенкой у соседей слышатся истерические крики, не спешите вызывать полицию — скорей всего, это корейская семья самозабвенно погрузилась в перипетии любимого сериала.

Конечно, такой исполнительский схематизм отталкивает западного зрителя от корейских фильмов. Как бы ни ругали мы с вами голливудские творения, очевидно, что средний уровень игры актеров в них куда выше. Это понятно — ведь там собирают со всего мира и лучшее, и лучших. В корейском же «мыльном» кинематографе явно прослеживаются лишь свои родные корни, а именно — незатейливые представления на деревенских рынках. Сейчас все больше молодых корейских актеров учатся за рубежом, в странах, где драматическое искусство имеет более утонченные традиции, соответствующие эстетическим потребностям сегодняшнего дня. Приятно осознавать, что в число стран, куда едут учиться корейцы, входит и Россия. (Кстати говоря, негоже и нам забывать о том, что пару веков назад сценическая Россия тоже ходила в ученицах у иностранцев.

Станиславский и Михаил Чехов не появились бы у нас без прочного освоения русскими французского и итальянского театрального опыта.) Хочется надеяться, что обучение за границей тоже пойдет корейскому кинематографу на пользу.