Эти спутанные узы

Он тихо стонет и проводит своими губами по моим. Я благодарна за повод прекратить разговаривать, но это ничто по сравнению с облегчением от того, что я наконец-то снова чувствую его теплые губы на своих губах. Я прижимаюсь к нему всем телом.

Он берет меня за плечи и отступает назад.

– Почему ты отстраняешься? – спрашиваю я, понимая, что не имею на это права. Не тогда, когда мир погружен в полнейший хаос. Не тогда, когда все вокруг переворачивается с ног на голову. Не тогда, когда я даже не знаю, чего я хочу от Финна. Но во всяком случае, он мой друг, и при мысли о том, что я могу этого лишиться, мое сердце разрывается от боли. – Почему ты не пришел вчера ночью?

Он опускает руки, долго смотрит на покатую крышу палатки, а потом трет глаза ладонями.

– Ты правда не знаешь?

Я с трудом сглатываю.

– Чего не знаю?

Он фыркает и играет желваками.

– Больше всего на свете я хочу снять с тебя этот халат, – говорит он, прикрыв глаза. – Я хочу уложить тебя на эту кровать и узнать, вся ли ты такая же сладкая на вкус, как твои губы и шея.

Я чувствую, как мой живот сворачивается узлом. Он говорит такие вещи, которые, да помогут мне боги, я хочу услышать. Но в это же время он делает еще один шаг назад.

Его взгляд скользит по моему лицу, вниз к халату, затем возвращается к шее.

– Я не могу забыть твой вкус. И постоянно думаю о том, как ты стонешь, когда возбуждена.

По моим венам течет самое настоящее пламя, а мое дыхание становится прерывистым.

– Я помню, как ты плавилась в моих объятьях. Я думаю об этом каждый день.

Я не могу дышать. Я тоже думала о той ночи. Я была одурманена наркотиками, но похоть, желание, влечение к Финну – это я чувствовала и без вина. Чувствовала всегда. Я делаю шаг вперед, подхожу к нему так близко, что, чтобы коснуться его, достаточно только протянуть руку.

– Финн…

– Я не собираюсь притворяться, что не хочу тебя и что не думаю о тебе каждую секунду. Это оскорбительно для нас обоих. – Он сглатывает, и его взгляд опускается с моего лица на вырез моего халата. Его рука следует по тому же пути, скользит вниз по моей шее и по ключице, между грудями и он сдвигает шелковистую ткань в сторону.

Он проводит большим пальцем по выступающей части моей груди, и меня пронзает такое сильное удовольствие, что я не сразу понимаю, что он делает – где его рука скользит по моей коже. Его большой палец обводит татуировку с руной, которая символизирует мои узы с Себастьяном. – Абриелла, я так сильно хочу тебя. Больше, чем я думал. Больше, чем это возможно. Больше, чем я могу признать. Но пока ты связана с ним узами, ты никогда не будешь моей полностью. – Он поднимает голову и смотрит мне прямо в глаза. – А я такой же эгоист, как и те мужчины, что любили королеву Глориану. Ты нужна мне не по частям. Я хочу тебя всю и не собираюсь ни с кем тебя делить.

На его лице написана такая грусть, такое опустошение, что я наклоняюсь вперед и снова касаюсь его губами. Этот поцелуй не такой страстный и голодный, как тот, что мы украли друг у друга на озере. Этот поцелуй говорит, что я слышу его, понимаю и чувствую то же самое.

Когда он отстраняется, я прижимаюсь к нему, инстинктивно желая большего.

Он стонет и заправляет выбившийся локон мне за ухо.

– Я мог бы взять тебя прямо сейчас, принцесса. Но я хочу, чтобы ты потеряла разум от удовольствия – растворилась в нем. Если я все сделаю правильно, у твоих щитов не будет ни единого шанса. Он почувствует тебя, а ты почувствуешь его, и, в конце концов, больно будет всем нам. Вот почему ночью я не вернулся в палатку. – Он опускает руку и делает еще один шаг назад. – Наслаждайся купанием.

* * *

Верховная жрица фейри теней – самая настоящая стерва.

Мы прибыли в храм восемь часов назад, и нам сказали, что она скоро нас примет. Прета и Кейн ушли, а нас с Финном препроводили в тесную, душную комнату внутри храма и заставили ждать. Потом нас оставили одних и заперли внутри. Мы ждали. Без воды и еды, без стульев и даже без окна, которое можно было бы открыть, чтобы сделать глоток свежего воздуха. Мы ждали, казалось, целую вечность.

Когда за нами приходит слуга и ведет нас в огромное святилище с окнами, солнце уже садится. Как только мы вошли в комнату, на лице Жрицы появилась презрительная усмешка. Ее как будто заставляли разговаривать с грязью на подошвах ее ботинок.

– Верховная жрица Магнола, спасибо, что приняли нас, – говорит Финн, склоняя голову перед темноволосой, изысканно одетой женщиной. Она восседает на чем-то вроде богато украшенного трона на возвышении в передней части святилища. Он усыпан драгоценными камнями и жемчугом – как и сама жрица. Драгоценности были повсюду – на ее шее, запястьях и руках и вплетены даже в ее волосы.

– Финниан, – говорит она, вздергивая подбородок. Она на долю секунды переводит взгляд на меня, а потом снова смотрит на Финна. – Ты знаешь, что я не могу отказать в аудиенции правителям этого двора.

– Да, – говорит Финн. – Поэтому я привел сюда леди Абриеллу.