Эти удивительные животные

Например, чтобы выжить в сухой пустыне Калахари, детеныши сурикатов должны научиться ловить, убивать и есть ядовитых скорпионов. Без помощи взрослого первая добыча любого детеныша легко станет и его последней, так как он может умереть от укуса скорпиона. Чтобы малыш не пострадал, взрослый сурикат откусывает у скорпиона хвост и вытирает бесхвостое тело о песок, чтобы удалить остатки яда. Затем взрослый дает живую, но уже безопасную еду детенышу, который может поиграть со своим ужином, не пострадав при этом. Когда детеныши подрастают, взрослые подбрасывают им скорпионов, подготавливая малышей к тому, чтобы они постепенно привыкали бороться со своей добычей.

– Это, пожалуй, самый лучший пример обучения, который был зафиксирован на сегодняшний день, – признается Лаланд. – Мы не должны думать, что процесс обучения у других животных будет таким же точно, как у нас, у людей, – предупреждает ученый. – Но мы не должны удивляться, обнаружив некоторые его формы в мире животных, будь то подражание, или коучинг, или передача информации.

Даже у муравьев размером с печатный дефис.

В день моего отъезда Фрэнкс снова говорил о своих муравьях и об обучении в целом.

Когда я зашла в лабораторию, Фрэнкс наблюдал за новым экспериментом, который он проводил с одной из своих аспиранток, Элизабет Франклин. Она при помощи тоненькой кисточки вымела всех старейшин из колонии, оставив только молодых муравьев, которые никогда не бегали в тандеме. Как оказалось, некоторые как будто знали, что надо делать, и вели муравьев к новому гнезду; другие слишком торопились и забывали своих медлительных учеников позади, но были и такие, которые просто решили, что самое время переносить своих собратьев. Фрэнкс присел на корточки рядом с чашкой Петри, подперев голову руками, и не сводил глаз с муравьев. Он посмеивался.

– Иногда они выглядят такими целеустремленными. Посмотрите на него, – сказал он, показывая на муравья, который бежал обратно к разрушенному дому. – Он привел одного муравья в новое гнездо и теперь вернулся, чтобы привести второго. Кажется, что они получают удовольствие, когда у них что-то выходит.

Фрэнкс замолчал на мгновение, продолжая наблюдать за своими любимцами. Затем он снова посмотрел на меня.

– Я бы никогда не сказал, что эти муравьи способны мыслить, – произнес он, приподнимая брови и пытаясь таким образом подчеркнуть свои слова. – Но меня очень интригует, что во многих ситуациях они ведут себя так, будто думают, то есть как если бы они сознательно размышляли над своими действиями и знали, зачем они это делают. Благодаря муравьям я понял, что очень сложное поведение не обязательно должно предполагать мысли, или язык, или теорию разума, т. е. способность понять, что другой человек думает или чувствует. Они как будто предупреждают нас задуматься о наших собственных мыслительных процессах, – продолжал Фрэнкс. – И вообще, может ли так оказаться, что, как и у муравьев, в наших головах есть алгоритмы, следуя которым мы просто думаем, что можем думать?

Это была унизительная мысль. Неужели наш мозг действительно работает на более высоком когнитивном уровне или мы просто думаем так, потому что у нас больше инстинктов, опыта и воспоминаний и мы способны обдумывать и анализировать то, что мы только что сделали?

«Муравьиные колонии представляют собой единый разум», – написал исследователь Дуглас Хофштадтер около тридцати лет назад в своей книге Godel, Escher, Bach: An Eternal Golden Braid («Гёдель, Эшер, Бах: эта бесконечная гирлянда»). Он отметил, что форма более высокого уровня интеллекта возникает как в колонии муравьев, так и в мозгу, и состоит из группы отдельных «бессловесных» существ – муравьев и нейронов. Неужели муравьи и нейроны действительно так похожи? Процитировав слова Хофштадтера в своей новой книге Honeybee Democracy, социобиолог насекомых Томас Сили предположил, что «возможно, одни и те же основные схемы принятия решений развились независимо друг от друга, как в мозге приматов, так и в мозге роя пчел [и в колонии муравьев]». И если это так, продолжает он, тогда можно говорить о «невероятном сходстве… двух физически различных форм «думающих машин» – мозга, состоящего из нейронов, и роя, состоящего из пчел».

Но мозг позвоночных, состоящий из нейронов, определенно выполняет нечто большее, чем рой пчел или колония муравьев. Во время принятия решений он прежде всего должен согласовывать и объединять эти неуловимые ощущения, которые мы называем эмоциями. Почему это происходит? Как они могут помочь животному думать и находить оптимальные решения?

Настало время навестить некоторых позвоночных, а также ученых, которые исследуют их разум.

2. Среди рыб