Эти удивительные животные

Из офиса Росса мы направились по коридору в дом Кео, в котором он жил с тремя другими шимпанзе: своей сорокадвухлетней дочерью Джун, сорокалетней самкой, которую звали Вики, и ее двадцативосьмилетней дочерью Кибали. Мать Джун жила в другом зоопарке. Шимпанзе Keo недавно исполнилось пятьдесят лет, а по человеческим меркам – почти сто. Первые сорок четыре года своей жизни в зоопарке Keo провел в стеклянном закрытом корпусе. Когда он был подростком, его использовали в качестве клоуна и обучали принимать участие в детских праздниках. Он носил куртку и смешную шляпу, наливал чай из чайника и отхлебывал из чашки, отставляя при этом мизинец. Росс рассказывал, что если Кео дать чашку сейчас, то он будет держать ее точно так же. Позже, когда Кео вырос, его перевели в клетку и выставили на всеобщее обозрение.

Все эти годы Кео провел взаперти, и он не знал, как пахнет земля после дождя и как солнце пригревает спину. Только после того, как в зоопарке в 2004 году открылся этот центр, Keo выпустили на открытую площадку. На огороженной высокими окнами территории было просторное крытое помещение с шестами и канатами для лазания и большая травянистая площадка с бамбуковыми зарослями, искусственными деревьями, веревками и водопадом, имитирующими хоть какое-то подобие его естественной среды. Четыре шимпанзе могли по собственному выбору либо играть в помещении, либо гулять на открытом воздухе и знакомиться с гостями зоопарка. В зоопарке было еще семь шимпанзе и двенадцать западных равнинных горилл, за которыми посетители могли наблюдать в главном здании центра, где тоже была создана большая площадка с искусственным лесом, лестницами, шестами и платформами, на которые можно было подняться. Обезьянам также предоставлялась возможность выбирать между закрытым помещением и площадкой на открытом воздухе[34].

– Им понравилось здесь с первого дня, – рассказывал Росс, который работал в зоопарке с 2000 года. Параллельно он учился в Университете Копенгагена и получил степень доктора в области поведения приматов. – И для меня не так страшны были их царапины, как их подавленное состояние.

В это солнечное утро Кео был все еще внутри. Поднявшись на ноги, он не спеша подошел к окну, чтобы поприветствовать Росса и меня. Только серебристая борода на подбородке Keo выдавала его возраст. Остальная его шерсть была блестящего черного цвета. Он кивнул головой Россу и свободно поднял руку в знак приветствия. Он узнал, как здороваются люди, от своих тренеров, когда был еще ребенком.

В отношении меня Кео еще не определился. Нас с ним разделяла только стеклянная стена, и мы могли бы посмотреть прямо в глаза друг другу, если бы я немного наклонилась. Многие приматы (включая людей) расценивают прямой взгляд в глаза как угрозу, поэтому я просто изредка поглядывала на него, пока делала свои заметки. Тогда Keo стал на четвереньки и начал осматривать меня с ног до головы. На его лице было скучающее выражение старейшины, который видел слишком много антропологов. Скоро ему это надоело, и он вроде собрался уходить, но, к моему удивлению, передумал и бочком подошел ближе, но не для того, чтобы посмотреть мне в глаза, а чтобы заглянуть в мою записную книжку. Инстинктивно я опустила ее ниже и немного наклонила, чтобы он мог видеть, пока я писала.

– Ты хочешь посмотреть? – спросила я. – Только боюсь, у меня не очень разборчивый почерк.

Росс улыбнулся. Он стоял, прислонившись спиной к стене, засунув одну руку в карман джинсов, но затем наклонился, чтобы привлечь внимание Кео. Они оба быстро кивнули друг другу, это было своего рода приветствие – ты-в-порядке-я-в-порядке.

– Он пытается выяснить, какое вы имеете ко мне отношение и следует ли ему ревновать. Я думаю, он решил, что ему не нужно ревновать, – сказал Росс. – Он чувствует угрозу при виде посторонних, особенно мужчин с бородой или усами. Если бы он ревновал, то бил бы по стеклу кулаками и ногами, пытаясь меня ударить. Или он мог бы позже набрать в рот воды и ждать подходящего момента, а потом плюнуть. Он меня уже обливал несколько раз.

Росс прислонился спиной к стене.

– Я думаю, что он воспринимает меня как члена своей группы или как гибрид. Больше всего на свете я хотел бы знать, что он и другие шимпанзе действительно думают о нас, как они воспринимают нас и свой мир в целом. Исходя из результатов наблюдательных исследований, которые проводились как в неволе, так и в дикой природе, и из моих личных наблюдений за нашими шимпанзе, я бы сказал, что они наиболее обеспокоены своими социальными отношениями, своей иерархией. Мне кажется, это единственное, что для них действительно важно. Но с помощью наблюдения очень трудно получить ответы на более конкретные вопросы о том, как работают их умы.